И весь вечер прошел в веселом демонстрировании различных языковых курьезов.

Более сложной является игра с семантикой слова. Например, у Тэффи в одном рассказе: «У нас, слава богу, в Бога не верят»; в том же рассказе: «а вдруг, не дай бог, Бог есть».

Комизм здесь основан на том, что в одном случае в выражении «слава богу» или «не дай бог» слово «бог» имеет не то значение, как в утверждении «Бога нет» или «Бог есть».

Это, конечно, основано на привычности выражения «слава богу», которое воспринимается как одно слово. Попробуйте сказать с перестановкой: «У нас Богу слава, в Бога уже не верят», или: «А вдруг Бог не дай, Бог есть» – и ощущение комизма исчезнет.

Здесь комично двойное семантическое осмысливание одного фонетического знака, в данном же случае, тоже говоря комично, утрата словом его первичного смыслового значения.

Перехожу на современный анекдот.

«Ночью стоит поезд; выходит из вагона человек и спрашивает: – Почему стоим? – Ему отвечают: – Паровоз меняем. – На что меняете?»

Здесь слово «меняем» имеет сперва техническое значение замены одного предмета другим однотипным (как о машинах пишут – «легкая заменимость частей»), а в другом – слово «менять» взято в смысле товарообмена.

Для меня сейчас при некоторой привычке платить за товар деньгами анекдот не смешон.

Очень обычны достижения комического впечатления через применение к одной категории явлений понятия, связанного с другой.

Беру опять современный анекдот.

В Москве говорили, что Совнарком приказал ввиду отсутствия топлива перевести градусник на четыре градуса вверх.

В старинном анекдоте это дано так.

Человек смотрит на термометр и говорит: «14, а я в девять обещался жене быть дома».

Здесь комично сопоставление двух рядов цифр: часы – градусы. Мотивировка путаницы – опьянение.

В другом советском анекдоте два спекулянта из-за боязни Чека условливаются на будущее время по телефону называть миллионы не лимонами, а лошадьми.

– Нужны два миллиона, – говори – пришлите две лошади.

Вечером происходит разговор:

«Пришлите мне, пожалуйста, три лошади».

«У меня нет ни одной лошади».

«Но я не могу жить без лошадей».

«Хорошо, я пришлю вам полторы лошади».

Анекдот не бытовой, так как, когда нельзя было по телефону говорить о миллионах, нельзя было просить и о присылке лошадей.

Вся мотивировка анекдота построена для того, чтобы создать «дробную лошадь».

Ряд такой: полтора миллиона, полтора лимона, полторы лошади.

Значит, комичен здесь не быт, а смысловое противоречие в словах.

Обилие советских анекдотов в России объясняется не особенно враждебным отношением к власти, а тем, что новые явления жизни и противоречия быта осознаются как комические.

Денежно-обесцененные миллионы первое время сами по себе производили комическое впечатление.

Потом к ним привыкли.

Но начали в анекдоте использовать противоречие между «денежным» и реальным миллионом.

Например:

«Ужасно! В России может быть к осени вымрет несколько миллионов».

«Ну что такое советский миллион!»

Мы подвигаемся к все более и более мрачному материалу.

Напомню, впрочем, одну страницу из «Записок из Мертвого дома». Цитирую по памяти. Нет книги под рукой.

У меня многого нет под рукой, например – Петербурга, хотя бы вместе с Ирецким и советскими анекдотами.

Друзьям же привет.

Страница эта – следующая. Секут арестанта, офицер… Нет, не могу по памяти, пойду в город искать книгу.

«Принесут розги, а Смекалову стул; он сядет на него, трубку даже закурит. Длинная у него такая трубка была. Арестант начинает молить… „Нет уж, брат, ложись, чего уж тут…“ – скажет Смекалов; арестант вздохнет и ляжет. „Ну-ка, любезный, умеешь вот такой-то стих наизусть?“ – „Как не знать, ваше благородие, мы крещеные, сыздетства учились“.– „Ну так читай“. И уж арестант знает, что читать. И знает заранее, что будет при этом чтении, потому что эта штука раз тридцать уже и прежде с другими повторялась. Да и сам Смекалов знает, что арестант это знает; знает, что даже и солдаты, которые стоят с поднятыми розгами над лежащей жертвой, об этой самой шутке тоже давно уж наслышаны, и все-таки повторяет ее опять, – так она ему раз навсегда понравилась, может быть, именно потому, что он ее сам сочинил, из литературного самолюбия. Арестант начинает читать, люди с розгами ждут, а Смекалов даже пригнется с места, руку подымет, трубку перестанет курить, ждет известного словца. После первой строчки известных стихов арестант доходит до слова: „на небеси“. Того только и надо. „Стой!“ – кричит воспламененный поручик, и мигом, с вдохновенным лицом, обращаясь к человеку, поднявшему розгу, кричит: „А ты ему поднеси!“