– А вот люди зарабатывают на всякой мелочи, – обычно говорит Нина слегка обиженным голосом человека, за всеми моющего посуду и убирающего со стола, – я понимаю, был бы ты крутолобый гений или хоть талант, известный в своих кругах, а то, смотри, даже не кандидат наук. Так, непонятно что.

Она не со зла, ей тоже обидно.

– Вот у нас, философов, репетирование в принципе исключено, такого предмета в школе не проходят, про университеты говорить нечего, там всяк себе философ с собственной системой ценностей, казалось бы, вообще иди и вешайся от безденежья. Так нет, находят люди из ничего подработку. Взять, к примеру, доцента Короткевича Владимира Яковлевича. Окончил человек курсы массажистов, представляешь? Получил документ соответствующий, уже хорошо, да? Своим семейным может массаж при случае сделать. Но на этом не успокоился: распечатал на кафедральном компьютере пятьсот объявлений о сеансах массажа, и по окрестным домам разложил в почтовые ящики. Говорит, всего десять человек откликнулось. Так теперь он утречком до занятий пять раз в неделю бабушек массирует, а пять раз после занятий дедушек. По сорок рублей за сеанс берёт, итого четыреста рублей в неделю дополнительной зарплаты ему в карман набегает.

– Нет, не люблю посторонних людей руками трогать. Не нравится мне это. Даже в медицинский не пошёл из морально-этических соображений. Со стороны, конечно, вроде замечательно: белоснежный халат, накрахмаленная шапочка, стетоскоп на шее поблёскивает, с умным видом ходить можно, доктором величают, отношение в народе уважительное, но как только подумаешь, что трогать надо чужие прыщи, сразу – извините, в другой раз.

– Шутки шутим? А слабо Виктору курсы парикмахерские окончить? Слабо, да? Тогда дай объявление о репетировании. Раньше у тебя и летом бывали ученики.

– Старый стал. Не могу деньги от детей принимать, стыдно. Говорю же, будет семинарчик, начну прирабатывать. Черкизов обещал.

– Да, сам ты с места не двинешься, человек двухсотрублёвый.

– Двухсотрублёвая моя голова, а руки и душа бесплатные.

– То-то и оно.

Поздней ночью, ворочаясь на узком топчане с книжкой по топологическим аспектам квазивиртуальных сфер, Магницкий вдруг ощутил себя оскорблённым в лучших чувствах: тридцать девять лет мужику, а он не смог завести ребёнка при живой и здоровой жене. Кантуется в вагончике, мечтая построить дом-дворец и только после этого создать полноценную семью, как полагается: в роскошной спальне, на кровати под балдахином. Мигом скатился с топчана, резво стартовал в общежитие к Нине, восстанавливать статус женатого человека, который должен по варварским домостроевским обычаям спать исключительно дома, а не в отдельно стоящем строительном вагончике. И не беда, что на дворе ночь, даже лучше. Тёмная ночь… разделяет, любимая, нас…

В прекрасном боевом настроении добежал, толкнулся в дверь общежития. Родной дом по ночам заперт. Не беда, воспользуемся тропами далёкой юности. Оно, конечно, не впервой. Только слишком давно не тренировался, и, к великому стыду своему, не смог вскарабкаться даже на козырёк над чёрным входом, с которого обычно лихо сигал на пожарную лестницу. Допрыгнуть – допрыгнул, а подтянуться Виктору ныне слабо. Незадача. Повисел задумчиво, и вниз брякнулся. Что делать-то, господи? Да то же самое, что и все нынешние более молодые люди. Ведь совсем не зря там, в уголке, белеют два тарных ящика, как бы ни при чём валяются себе рядышком. Подставить их под лестницу, и дело пойдёт как по маслу! Всё выше, и выше, и выше! Молодёжь, выбравшая пепси, явно предпочитает лёгкие пути, подвластные даже старикам на четвёртом десятке, ближе к пятому.