– Ну что, Родион Сергеевич, все ясно, – сказал Пантелеев, заглядывая Анисимову через плечо. Он уже почти закончил свою игру в «Прилежного исполнителя». – Типичный случай. Алкогольная интоксикация, асфиксия продуктами сгорания. Будем экспертов вызывать или для протокола и так сойдет? Начальство же сказало…

Анисимов не ответил. Он не вошел внутрь. Он остался на пороге, изучая сцену. Он не был Шерлоком Холмсом, ищущим следы пепла экзотических сигар. Он был просто человеком, который слишком долго смотрел на ложь, чтобы не научиться чувствовать ее запах. И здесь пахло не только выхлопами и водкой. Пахло спектаклем.

Он перевел взгляд на пол гаража. Бетонный, чистый, даже подметенный. Никакого хлама, никаких масляных пятен. Идеальный порядок. Странный порядок для места, где человек решил напиться до смерти. Он посмотрел на руки покойного. Они лежали на коленях, спокойно и симметрично. Слишком спокойно.

– Пантелеев, посвети-ка сюда, – тихо сказал Анисимов.

Он присел на корточки у порога, не переступая черту. Пантелеев, удивленный, щелкнул фонариком. Луч вырвал из полумрака деталь, на которую никто не обратил внимания. На бетонном полу, у самого порога, лежал ключ. Не от машины. Маленький, плоский ключ от почтового ящика или ячейки камеры хранения. Он лежал чуть в стороне, будто его выронили, уходя.

Анисимов поднял взгляд на Пантелеева.

– Человек напивается в своей машине, – проговорил он медленно, почти про себя. – Решает умереть. Засыпает. Кто тогда закрывает за ним дверь гаража? Не на замок, а просто плотно прикрывает, чтобы тепло и газ не уходили слишком быстро?

Пантелеев моргнул. Простая логика нарушила стройную картину в его голове.

– Ну… может, он сам вышел, прикрыл, а потом вернулся…

– И аккуратно положил пустую бутылку себе на колени? – Анисимов перевел взгляд обратно на тело. – Смотри.

Он не двигался с места, лишь указывал подбородком. Он стал невидимым наблюдателем, который не трогает экспонаты, а лишь считывает их язык. Голова Громова была откинута на подголовник. Но его тяжелое тело слегка сползло в кресле влево, к двери. А голова осталась в центре. Она была в неестественном положении, словно ее так поправили, когда тело уже начало коченеть.

– Пиши рапорт, сержант, – тихо сказал Анисимов, поднимаясь. – Пиши все, как есть. Причина смерти не установлена до вскрытия. Место происшествия осмотрено. Обнаружены…

Он замолчал, посмотрев на Пантелеева, в глазах которого плескалось полное непонимание. Он видел, что его напарник готов сыграть в «Ничего не видел, ничего не слышал», лишь бы не навлечь гнев начальства. И Анисимов принял решение. Он сделает первый ход в своей собственной игре. Игре под названием «Я просто делаю свою работу».

– Вызывай экспертов, – закончил он твердо. – Полную группу. Будем все описывать. Каждый окурок и каждую пылинку.

Он отошел от ворот гаража и достал папиросу. За его спиной черная «Волга» с мертвым директором внутри казалась саркофагом. Но Анисимов знал – это не гробница. Это был знак. Аккуратно расставленный кем-то невидимым на этой большой, серой шахматной доске. И этот кто-то только что сказал ему: «Твой ход, капитан».

Эксперты приехали через полчаса, когда воздух в гараже уже успел немного выветриться, но сладковатый запах смерти все еще цеплялся за горло. Они двигались с медлительностью и эффективностью муравьев, занятых своим рутинным делом: фотограф со старой камерой, похожей на диковинное насекомое, обходил машину по кругу, его вспышка выхватывала из полумрака застывшие мгновения; криминалист в перчатках склонился над телом; сам же Пантелеев с важным видом диктовал участковому протокол осмотра, тщательно подбирая слова из милицейского новояза.