Обложили нас хорошо тогда. Ну по хую, [шашлыки] с землёй жрали. И главное, знаешь, чего? Американский сухпай, а там типа „Юпи“ такой, весёлый компот. Кто-то там перевёл соображающий. Я-то английский не знаю: наливаешь, хлоп – и полтора дня танцуешь! Чего за херня? Какой-то наркотик, а потом неделю лежишь, не можешь ничего сделать. И вот мы за счёт этого „Юпи“ в последний день нажрались, и нам приказ дают, что мы последние, задерживаем, мы как раз на выход стояли. Мы уходили, спиздили у них БМП-2 три штуки, АГС стащили. Есть свой арсенал весь и с ЗИЛа ещё спиздили, бомжи.

Приезжаем, а нас – чуть не стрелять, тогда уже Новороссия была, флаги. Флаг Новороссии, а знаки-то на БМП-2 хохляцкие, мы их грязью замазали, а дождь как раз… Самое интересное: посадку там проезжаем и поле последнее проехали. И к нам хохлы бегут, пятеро или шестеро, а я на броне сидел как старший. А они флаг не заметили, подбегают и АГС нам закидывают на борт. А водитель остановился, ну мы-то думали, нас блокируют. Он остановился, думал: отстреливаться они будут, а они – хуяк нам на борт АГС. Это такой гранатомёт автоматический, двадцать девять выстрелов. Такая коробка, мы её „улиткой“ звали. Выстрелы, ящики они закинули нам на борт и говорят: сепаратюги наступают! Держи, помоги, говорит, доехать – они попутались, короче. И вот, и мы прямо с борта их [расстреляли].

Да, ну и пришлось слазить и документы забирать. [Говорит очень тихо и медленно]. Они побоялись, ребята, а мы, я и Ус – афганец, слезли и документы вытащили. И чтобы не мучились – горло перерезали. Просто „пять сорок пять“ когда попадает, не всегда убивает. Я у троих документы брал, а так было пять или шесть, я не помню сейчас. Он с одной стороны был, а я с другой. Да они тоже не виноваты, там просто политика эта дурная, дурная политика…

И мы выехали, и получилось так, что нас начали это [обстреливать] – БМП, Бэта вышла на бугор и Хаммер, видно, с „утёсом“, калибр крупный был. Уже под вечер как раз было, выскакиваю уже, а по нашим стреляли наши же, думали, что укропы. Ночь, Новоросский флаг уже не видно было, вот только за счёт ленточек, говорят, заметили. И после этого мы договорились, что белые бинты наматываем, кто с белыми бинтами – тот свои. На руках и на ногах, на коленях и потом уже все стали так делать. Бомжи придумали, потому что ночью белые бинты видно.

– А ты мне скажи, народ почему участвовал в войне? Там деньги обещали или они действительно верили в то, что надо бороться с украинцами?

– Мы, во-первых, хотели, мне кажется… [замолкает и долго борется со слезами]. Каждый бомж хочет быть нужным… Хочется быть нужным, понимаешь? Хоть кому-то… [Плачет]. Я чего туда поехал, мне сын звонит и говорит: пап, ты не переживай, деньги больше не высылай, я уже работаю и работаю. И я думаю: на хуй я тогда нужен? Я столько лет проработал, чтобы нужен был. А он обиделся из-за того, что я приезжаю и спрашиваю: куда ты, на хуй, деньги дел? Что ты полезное сделал, понимаешь?

А он обижался на меня, и дочка тоже. Пьяная звонит: папа, вышли мне пять тысяч. Я говорю: тебе шестнадцать лет, ты уже пьяная? Психанул, приезжаю туда, а она: вот, подружки меня в кафе пригласили, а мне пришлось посуду мыть, блядь. – А как ты хотела?! Идёшь в кафе, имей свои деньги! И думай, чтобы тебя не кинули, блядь! А они её кинули, она там одна посуду наёбывает в шестнадцать лет. С этим хозяином, слава богу, знаком был. Он говорит: блядь, ну надо их как-то учить. А как ещё учить?

И после этого – всё, я начал их спрашивать: что ты полезное сделал с этих денег? Ну понятно, что пятнадцать тысяч там в Саратове это обожраться можно. Ну, пять тысяч – ты хотя бы купи себе ботинки, кроссовки там, одежду какую-нибудь. Я её спрашиваю, а она: а я не помню. Как ты не помнишь? Начинаю ругать – они обижались… Чего ж, я не рядом, я ж в Москве, это раньше было, в советское время, вся семья дома жила, всё на глазах. А сейчас, конечно, я тут месяц отработал, приезжаю, а она меня и забыть уже успела. Херово сейчас стало очень: где можно жить по-человечески, там деньги не платят. А где деньги платят, там с семьёй не поживёшь, очень дорого за квартиру платить. И квартиру не укупишься.