А звонили почему, потому что они там искали „точку-У“ какую-то. „Точка-У“ – это такая самоходная установка, ракеты с неё летают на семьдесят километров. И вроде в Донецк они там первую ракету кинули, это уже укропы. А я даже не знал, что там война, представляешь, у меня там дом, а я не знал, думал: это всё далеко. И я к куратору иду, к знакомому, он: так и так, нам надо специалиста по ракетным частям. Я говорю: я специалист, диплом показываю, всё. Он говорит: так, всё, собирайся, мы собираем бомжей, собирают сорок пять человек нас, охотников за „точкой-У“.

И мы туда уезжаем, уехали мы сначала в Краснодар, потом чего-то там не срослось, повезли в Ростов. В Ростове там какой-то полигон, все машины без номеров. Нас там начали заставлять ползать, лазить, стрелять. Я там первый раз, я ракетчик, в десанте я с этой трубой, это „шайтан-труба“, СПГ-9 – я с неё научился. Стал командиром СПГ-9, это расчётный человек у нас должен быть. Там заряжающий, прицельный и командир, я командиром был, хотя до лейтенанта не дорос.

И поехали мы тогда, уже отучились две недели и нас вывезли практически голыми. Почему голыми, только военная одежда на нас была, оружия никакого не дали, дали штык-ножи. Вот, и мы поехали до Славянска, это конец апреля уже. Нас расположили там, был завод какой-то, в цеху прямо. Мы там в цеху типа бомжей, они сразу всё нашли, мы сидим, костёр, готовим, жрём. И вот бомжи меня научили выживать. Получилось так, что нас из сорока пяти человек нас со Славянска выслали сорок два. Только три человека потерь – и то, по своей глупости: они там изнасиловали девчонку, и мы их сами расстреляли. Ну, они втроём такие оказались, зоновские какие-то твари.

А остальные все правильные мужики, там афганцы оказались, потом где-то в Ливии парень воевал один. Потом двое было – вообще они интернатовские, в армии отслужили и попали в бомжи. Так они и остались, кстати, у Захарченко служат командирами там, такие парни тоже хорошие. А потом в Славянске там было много ситуаций всяких. Я помню только вот это говно постоянное. Ну, говно почему, в траншее мы окопались и нас две недели, ни попить, ни пожрать, никуда не уйдёшь – обкидывают и ГРАДами, и миномётами, и САУшками били. А мы на высотке стояли, две недели вылезти не мог.

И я сижу уже вот так вот в земле, в траншее сижу, и солнышко такое выходит. И раз, мне тень на лицо, я глаза открываю – женщина стоит в тёмной одежде. Почему-то тогда о боге сразу подумал. И она говорит: ты чё, тварь такая, чё ты сидишь? – Чего сижу, жрать хочу… А она: так иди в овраг, говорит, на передовую. Получается так, что через овраг там надо было пройти, шестьсот метров и они – укропы. В овраге, говорит, деревня, все уже убежали, а скотина голодная две недели. Порежьте, говорит, да пожрите.

И я подрываюсь, почему мне там лейтенанта-то дали, подрываюсь, говорю: пацаны, пошли, на хуй. А у нас ни патронов уже почти не было, ну там, по два, по три патрона оставалось. Мы же даже почти оружия не брали, только со штык-ножами вышли. И рванули к ним, бежим, орём, блядь. Мы до деревни добежали, а там три свиньи и козы, козы через забор от нас и – к ним, к укропам. Свиньи, вроде, думаем, никуда не денутся, мы – за козами, к укропам бежим в овраг. А они постреляли маленько, никого даже не ранили. И мы к ним забегаем, а они съебались.

Мы весь арсенал, короче, во было – сухпаи американские, всю хуйню набрали и идём загруженные назад. Те обратно прибежали, а стрелять, видно, не из чего. Со стрелкового оружия, с шестьсот метров что ты с калашника сделаешь, ты уже не попадёшь. А мы пулемёты, всю хуйню забрали. До свиней дошли, мы триста метров в овраге, свиней привязали: „ну-ка, домой!“ и они сами нас волокут. Я ещё держусь за верёвку, она меня волокёт – смех! Пришли, шашлыки у нас, вся хуйня, а те голодные уже и нас как начали обкладывать! Шашлыки все в земле, блядь, ужас, но никого не это, сорок два человека всех нас отстояло.