Короче, женились мы в девяносто четвёртом году. Я на ней женился, тесть привёз только ведро спирта „Рояля“ на свадьбу и шесть стаканчиков. Отец мне подарил телевизор, холодильник, ковёр, помог с обоями. На дом дали, я старался, материал закупал сам, с квартирой как-то самому решить. А требования пошли, потом, через две недели тёща приходит: ну-ка, купи моему мужу машину. С хуя-то загуляли? Я говорю: обычно родители детям помогают, а не дети родителям – тесть твоей ещё работает на ментов.

Я материал покупал и хотел всё дом построить. И построил, дурак, двести семьдесят квадратных метров. Вообще сдуру, не считая веранды одиннадцать на четыре и не считая гаража, шесть на двенадцать. Домяру строил, строил. И отец говорит: ты вот когда дом достроишь, тогда и женись. Я выкупил квартиру, у меня жена постоянно в этой квартире, а в доме не жила, в деревне, тридцать пять километров от города, в моей. [Отдельно жили], а она такая чудная была, я даже объяснить не могу. Короче, блудит, блудит, да и я сам тоже был хорош, чего там говорить.

Она сейчас нормально замужем живёт с Владимиром, со знакомым. Двоих детей ему родила и живут семейной жизнью. Это у меня молодость тогда была, бесился, всё по сторонам глядел. Ну и в итоге, получается так, что в девяносто восьмом году мы с ней развелись, через четыре года. В девяносто седьмом году отца сдвинули с должности, она начала вообще чудить. Я говорю: ты не за отца ж замуж вышла, а за меня. Нет, говорит, туда-сюда, ну женщина, им только деньги подавай. В итоге, когда развод пришёл, она заочно развелась.

А когда раздел пришёл в девяносто девятом, получается, год я алиментов не платил. Дети-то жили со мной, а она подала на алименты, понимаешь, как получается? И я доказать ничего не могу, потому что она мать. Я объясняю, говорю: все соседи знают, что дети со мной были, а она: нет, со мной. Ну тварь такая, зараза прямо. Так меня это бесило, я долго так нервничал, года три потом переживал, как так обманывать? Я говорю: а знаете что? Судье говорю: вот, она в квартире живёт, давай я дом ей отдам, я выпишусь и поеду с глаз долой. А она говорит: ну это только на пять лет, она мне так объясняет. Я говорю: хорошо, через пять лет я что-нибудь соображу.

Это сумму дома с алиментами она как-то там посчитала. И в девяносто девятом году весной мы развелись, я поехал в Волгоград. Думал рыбалкой заняться, но рыбалкой не пошло, потому что уже всё поделено было. Как в советское время мы там в артели пойдём, я в школе ещё учился, наловим рыбы. До берега доезжали – у нас её всю скупали, как на пост. А тут уже очень сложно получилось, только лишние деньги потратил. Ни рыбой, ни раками – ничем нельзя было заработать вообще уже. Ну очень сложно было, территория была поделена и уже вториться нельзя было.

И поехал я в Москву в девяносто девятом, в октябре. И вот с октября седьмого числа я приехал сначала в Монино. Был там хохол такой, западенец. Я его вообще по разговору не понимал, хотя когда он хотел чего-то добиться, он чётко по-русски говорил. А когда он хотел, чтобы его не поняли, он говорил по-поляцки, по-своему. И такой, зараза, продуманный, Слава звали. Я пришёл тогда разговаривать: так и так вот, я закончил военное училище ракетное, инженер-механик по образованию. Пусть синий диплом, но всё равно – образование же. Я с этим дипломом, он говорит: а-а-а, тут таких много! Он как, всегда цену набивает.

[Он был] посредник обычный, я потом уже понял. Он сначала как директор себя вёл, и получилось так, что я уже когда всё понял, я договорился на месяц. Договорились мы за двести долларов. Главное, его земляки получают пятьсот долларов, которые тупые вообще, блядь, ничего не соображают ни в спайке, ни в чём, а я – за двести. Я говорю: ну хорошо. И он, мало того, он меня по моему объекту гонял, и ещё их все объекты, чтобы я проверял-ходил, понимаешь? А я – ну лох, действительно, лох.