[Работали] мы по альпинизму, мы герметизацию в основном, от УНРов, это военные строительные организации тогда были. В советские времена все кирпичные дома, которые строили – это всё УНР строили военные, бесплатная рабочая сила. Стройбатовцы, короче. У него очень много объектов было до две тысячи второго. В две тысячи втором году, в июле месяце мы разошлись не с ним, а он просто уехал в Нью-Йорк, а оставил за себя татарина. Сергей, он всё зам, зам ходил, но он деньги ему не доверял, а тут раз ему доверил, и мы начали в конвертах получать.

И что я хочу сказать, в то время, в девяносто девятый год, мне понравилось что: не было посредничества, того, что сейчас. Почему вот работяга работает, работает, работает, а потом раз – денег не имеет. Не имеет денег, потому что в то время хотя бы бандиты были. Можно было кому-то пожаловаться, а сейчас некому, некому вообще. Вот я даже недавно пришёл к человеку в апреле месяце, пятого апреля я пришёл, пятого мая я ушёл от него. Он говорит: надо за собаками смотреть. Я говорю: хорошо, давай за собаками, какая цена? Он говорит: тридцать тысяч.

Хорошо, я им первую неделю и готовлю, и всё. И живу в этом [помещении] – отсроено, но неоштукатурено, ничего, условий никаких. Хуже бомжа, сейчас, мне кажется, я чище даже, чем тогда был. Готовил собакам еду, утром, вечером, в обед гулял с ними. А потом он вычитал в интернете: ой, ты же когда-то печи ложил? А в интернете я здесь написал, что могу печи ложить, заработать мне надо. Пацана попросил, он мне выставил три года назад в интернет, что я могу камины, печи ложить. А три года назад у меня здоровье-то было нормальное, а потом меня этот Донбасс убил, ну ладно…

И он вычитал: так и так вот, давай мне, камин положи. Я говорю: ты камин знаешь сколько стоит, тебе какой надо? Он говорит: английский. Я говорю: давай размер. Вот он говорит: три на метр семьдесят. Я говорю: ты представляешь, сколько он стоит? Он стоит от двух до пяти тысяч евро. А в твоём случае, получается, пять тысяч евро, ты же хочешь лепной камин и облажить его белым мрамором.

Я говорю: хорошо, ты мне, давай, по-человечески добавь, чтобы я заработал. Я хотел себе угол какой-нибудь купить, потому что я без жилья. С девяносто девятого года, ты представляешь, что это такое, жить без жилья? К тебе любой охранник подходит и шпинает, достало уже. И вот он мне: я тебе дам, всё я посчитаю. Я понадеялся, думал, он по-человечески. Ничего [не заплатил]. И я говорю: да я тебе сейчас его разобью, сейчас получишь, вообще бессовестный.

[И за собак он тоже не заплатил], 3800 авансом я взял – всё. Три тысячи у меня ушло на сигареты, потому что я сто рублей в день беру пачку сигарет. А восемьсот рублей, получается, он кости привозил собакам. Я варил бульон и чуть-чуть себе отливал в рис там, жрал. Тут даже сытнее, получается, на улице когда живёшь.

И потом он мне говорит: так и так, давай, мне надо три этажа сделать. Я: в смысле, три этажа? Ты за одну работу заплати, потом уж будем дальше разговаривать. Я говорю: ты за камин заплати, за работу, что с собаками гулял я, я в шесть утра встаю, в восемь они уже всё, гуляют. Я пока сготовлю им завтрак, туда-сюда, они выходят, собаки, я их покормлю и идём гулять, чтобы они просрались. Я говорю: в обед я сам не жру, а бегу их провожать, чтобы они пожрали, погуляли. В семь часов вечера я уже просто падал, падал и умирал.

Кошка и три собаки, получается: английский бульдог, потом эта такса. Таксу как он бил, бля! Они от него убегают и бегут ко мне домой, и ждут момента, когда он дверь откроет. Они бегут ко мне домой, он её догоняет и лупит. Я им жрать-то [приносил], возле их двери кормил, а готовил-то у себя. И вот они бегут… А получилось так, что ночью слышу: кто-то скребётся, вся троица пришла. А он напился, хозяин, и выпустил их – видно, они или шумели, или чего-то ему мешали.