А так мечтали бы о другом, о старом.
– Никаких часов, никакого маятника, фух! Значит, всё приснилось? – Жизель прошла на кухню. – Жаль. Годы-то идут… – она осеклась.
На добротном столе, привезённом из Лондона правдами и неправдами, стояла тарелка, рядом валялись хвостики от клубники.
– Что это?! – Цветочек потёрла глаза.
Клубника к завтраку. Придёт Виолетта, сварим кофе, закусим клубничкой, покупала втридорога. Дело к праздникам. В нашем царстве-государстве так: праздник равно цены, умножить на два. Правило ОбдираньЕ. Цветочку и Виолетте что надо? Самую малость. Не будешь же в клубнике себе отказывать и в чёрной икре. Цветочек распахнула холодильник. Банка чёрной икры… ну вот, пустая!
– Поганец! – воскликнула Цветочек.
Жизель схватила луивитоновский платок и как есть, в пижаме и тапочках, помчалась к Виви в соседний подъезд.
Но в три часа ночи писательница всегда видит сны.
Глава 5
Сон Виолетты.
Горько у окна плачет девушка.
Снова эти лишние комнаты, думает Виолетта. Громко бьют часы, девушка поднимает голову.
– Аня? – изумляется Виви, узнав в девушке бывшую хозяйку квартиры. – Ты как здесь?
– А, это ты, – отвечает «Аня», поднимается с места, утирает слёзы. – Есть хочешь? Сейчас Дусю позову.
– Не хочу. Ты тоже здесь, Аня?
– Меня Натальей зовут, – уверенно, уже без слёз отвечает девушка.
– На… как? Анечка, не бойся, нам всё снится.
– Ой, странная ты. Маменька говорила, – Наташа с ног до головы оглядела Виолетту. – Дядю жалко. Царство Небесное. Зря всё. Зря ты к нам пришла. Папеньке порт достанется, ко мне теперь Вася на шаг не подойдёт.
Девушка вздохнула.
– Дуня, накорми странницу! – повелительно крикнула папина дочь.
Виолетта перевернулась на другой бок. Сон продолжился.
Филипп Модестович вышел от поверенного, готовый растерзать львов в клетке. Первый, кто попадётся, превратится в котлету по-киевски, жизнь, как масло, вытечет. На счастье всех и каждого, улица была пуста. Бриллиантов поднял голову, нотариус не без злорадства смотрел в окно. Филипп Модестович поднял было кулак, но опустил и прищурился. Навстречу двигалась потенциальная «котлета» – юродивая Авдотьи.
Бриллиантов сплюнул, махнул Митьке, кучеру, сани подкатили к крыльцу соседней конторы.
– Садись, жалкая! – приказал Филипп Модестович.
Виолетта уселась напротив Бриллиантова. Снежная мостовая, с деревьев на шубу купца первой гильдии сыпется иней, на худенькое пальтишко Виви ложатся снежинки.
– Что делать прикажешь? Этот дурак, – Филипп Модестович выругался, – жены-детей не нажил, всю жизнь мне завидовал, теперь назло порт не знамо кому отписал. Михрютке! Ваське! Приказчику моему, змею подколодному. Влез Модесту в душу, обдувало. Убил бы покойничка. А Ваську сейчас убивать буду!
Виви стучала зубами от холода. Всё-таки в Prada в России холодновато, думала Виолетта Фиалковская. На каком она свете, на том или этом?
– Мордофиля, шинора, обдувало! Убью! – долетало до Виви.
– А что он натворил, Филипп Мо-мо-дестович? – Виви синела от тридцатиградусного мороза.
Разве во сне мёрзнут, пронеслось в голове.
– Что натворил? Ты ещё спрашиваешь! Модест порт на михрютку отписал. Нет, точно мне назло! С того света мстит.
– А Василий о завещании знает?
Филипп Модестович аж подскочил, как будто сейчас Виви и заметил.
– А ну, Митька, стой! – закричал он кучеру.
Лошади замерли на месте, пар повалил из ноздрей, Митяй укутался в тулуп, Филипп Модестович прищурился.
– Замёрзла? Носишь на плечах на копейку, жидкое.
Бриллиантов снял с себя шубу и накинул на Виолетту.
– Ты Авдотье сказала, что Модест помрёт? Я посмеялся, братец мой живее живых, а он возьми и помри. А заветное: порт мой будет? Так-так… А порт Модестушка за неимением мозгов взял, да и на Василия записал. Будь они оба неладны! Так-так. А Васька давно с Наташки глаз не сводит. А та урюпа…