Все эти сказки про мятые лица, плохое настроение, про – после сорока пяти не звонить – это не про Виви и Цветочка.

– Булочки? – Жизель зевнула. – Не ущипнул ночью Бриллиантов за мягкое место?

Виолетта улыбнулась.

– И меня… А мог бы, – Цветочек вздохнула. – Вот что, Виолетта, пригласим батюшку, освятим твою квартиру, заодно и мою, после этого пусть попробуют горшки под кроватью оставлять.

– Чаю?

– Налей! – Жизель привыкла командовать. – Если бы Бриллиантов ко мне явился, я б спросила его кое о чём. – Цветочек подмигнула. – Как спала-то?

– Хорошо. Третий этаж и вдруг такое…

– Трусиха ты несусветная. Бери с меня пример! Первый этаж, никаких Дусь, Фрось, никто не является. А хоть бы кто явился, – Жизель деланно вздохнула, – ладно, некогда рассиживаться по гостям. Надо идти руководить!

Цветочек считала, у неё настоящая жизнь. А другие так, в трамвае за ручку держатся. У Жизель – отряд бухгалтеров, продавцов, менеджеров. У Виви в подчинении печатная машинка и ноутбук. Он часто не подчиняется.

Опустим подробности (банк, продавцы, отчёты, звенит в ушах, прочий житейский фактор).

Переделав всех и вся, Цветочек вернулась домой, на Пушкинскую. Если уж совсем точно, то в двадцать ноль-ноль. До десяти продолжала руководить отрядом по телефону. Цветочек пока не знала, СУЩЕСТВУЕТ другая жизнь. Нешумная. Счастливо-спокойная. Наконец, она улеглась. Икеевский будильник облегчённо выдохнул.

Бой часов раздался в полночь. Жизель открыла глаза. Поправляя на часах (не её) маятник, в углу комнаты стоял широкоплечий мужчина.

– И что вы хотели узнать, о чём спросить?

– Филипп Моде-дестович? – Цветочек тряхнула головой.

– Он самый.

– Тьфу ты! Свяжешься с ненормальной, ещё Наполеона увидишь, – прошептала Жизель.

Цветочек потянулась к ночной лампе, взгляд задержался на окне. Не то окно, не её. Три узких, высоких окошка, до самого потолка.

– Не зря тут больница до революции была, – промямлила Жизель.

– Вы всё про своё, – вздохнул Бриллиантов. – Всего этого могло и не быть, если б масштабно мыслила одна десятая часть населения.

– Полностью согласна. Нет революции, не надо бежать за рубеж. Заграница здесь. Россия всех за пояс.

Бриллиантов не понял. Жизель продолжала удивляться. Огромная люстра под потолком (тысяч на триста потянет, оценила Цветочек), три окна вытянулись, потолок ушёл вверх.

– Господи, где я?! – прошептала Жизель.

– Вы к нам из Англии? – спросил Бриллиантов.

– Ага, – промямлила она, – с Шетландских островов. Овцы, просторы, знаете…

Виолетту за юродивую, меня в Британию, да, подумала Цветочек.

– А в чём вы со мной полностью согласны? Какая такая революция? Какая заграница? Я не об этом. О другом. Умей мои Пашки и Сеньки масштабно мыслить, не было бы дома, завода, мастерских!

– Скоро и не станет, – Жизель прикусила губку.

– Что вы имеете в виду, Англия нападёт, отымет? – Бриллиантов рассмеялся.

– Хуже. Да тише вы, соседи спят.

– Шотландцы? – Филипп Модестович подмигнул. – И где вас только Авдотья выискивает? Одна юродивая, в исподнем, юбка короче ног, другая из Шотландии. А вы мне нравитесь. Я б на вас женился, если б не Авдотья и не разница в возрасте.

Цветочек поперхнулась, да, разница великовата. Надо выпить воды.

Жизель вскочила с кровати. Икеевский будильник мирно тикал. Глубокая ночь. Декабрь досыпал последние дни. Не всем, но многим казалось, вот-вот придёт счастье. Население необъятной страны мечтало. Следующий год будет лучше предыдущего! Мечты улетали в Небо. Климат в этой части суши очень капризный, сложный. Мечтам пробиться не представляется возможным. Пара лет и повысят пенсионный возраст.