Ночную вазу в розочках извлекли на свет из-под кровати и стали разглядывать. Предмет довольно-таки тяжёлый, на днище потёртый штамп – Cloo Paris.
– Ого! – воскликнула Жизель. – Клоо. Клозет по-нашему. Может, у тебя в стенах и клады есть?
Цветочек пыталась шутить, смешно не было никому. Совсем не весело. И в этой квартире, с куском телятины и ночной вазой, им предстояло провести ночь.
– Завтра поедем к Анюте, – Жизель умная и находчивая.
– Точно, – кивнула Виви.
Забегая вперёд. Ни Анюта, ни её бывший муж ничего подобного не видели и не слышали. Квартиру купили два года назад. Ремонт сделать не успели, у Павла Павловича случилась новая любовь. Никакие Филиппы Бриллиантовы, братья Модесты и прочие Дуни к ним, в квартиру на Пушкинской, не являлись. Горшки под кроватью никто не оставлял, телятину с заячьими ушками не подносил. Диагноз напрашивался, стучался в двери. Если бы не архив. И не ночная ваза. Жизель свезла горшок к антиквару, тот высоко оценил и даже предложил выкупить. Начало девятнадцатого века, констатировал старый еврей. Антиквар положил глаз на Жизель Львовну. Цветочек быстро поставила его на место, махнула ручкой с кольцом, а это можете выкупить? Кольцо стоило как все звёзды в небе. Их вообще не сосчитать. Согласно правилу Тавернье, если продать его за полстоимости, то можно безбедно жить на юге Франции несколько лет. Заговорились…
Правда, бывший хозяин Пушкинской, Павел Павлович и экс-муж Анюты, припомнил: однажды Роза ночевала (совершенно случайно) у него в квартире. Опоздала на электричку до Семикаракор.
– Это что, где-то в Африке? – съязвила Жизель.
– Ночью Роза закричала. – Павел Павлович не обратил внимания, обладал королевским терпением. Связи с людьми из Арабских Эмиратов что-то да значат. – Я вскочил. Роза утверждала – в ванной мужчина, я подумал, она сошла с ума.
Пал Палыч больше ничего не знал, переехал в новую квартиру. На Пушкинской улице добра хватает, домов много. Тайный романтик читал книги Виви. Познакомились совершенно случайно, в Баку. Павел Павлович летал за туфлями и рубашками, таких в Ростове-на-Дону нет. А нефть вещь серьезная. Виви в Баку, в Центральном книжном магазине, презентовала свою книгу. Подписала и Пал Палычу. Писательницу В. Фиалковскую нефтяник пригласил в ресторан, всегда мечтал быть меценатом. Хоть для кого-нибудь. А тут сама писательница Фиалковская, да ещё в его любимом Баку. Поэтому он факты не скрыл, рассказал о Розе. Бывшая жена Анюта жила на окраине города, на семи ветрах. Алименты? Официальные доходы Павла Павловича – ноль. Зарплата в конверте. Ну, где та Анюта, а где те конверты? Быть меценатом для бывшей жены не романтично.
Глава 4
Ночь прошла без приключений. Наступило утро, а оно зимой в России от ночи особо не отличается. Виви поставила тесто, круассаны по двести пятьдесят рублей – это слишком! В доме запахло булочками и счастливой жизнью. Снега нападало, крупные хлопья скользили по стеклу, плавно укладывались, создавая на подоконнике причудливые горки. Жизненная красота завораживала, Виви задержалась у окна и вздохнула.
– Старый дом, сколько тайн…
Почему они, тайны, начали открываться именно ей? Виви прикрыла дверь на кухню. Пусть Цветочек поспит.
Закипел чайник. Булочки а-ля Виолетта Фиалковская, что-то из ничего, писательская вкуснотища, стояли на батарее. Такие бывают только в английских романах. Батареи. Павел Павлович, не моргнув глазом, принялся их менять (единственное, что он успел). Установили чудесную отопительную систему. Чудесную для Пал Палыча. Плоские новые обогреватели вызывали у Виви глубокую тоску. Старые, ржавчиной не тронутые, писательница обнаружила в подвале дома, приказала узбекам тащить обратно на третий этаж. Дореволюционные чугунные радиаторы с резными штампами выкрасили в красный цвет. Прораб плевался, узбеки дерзили (рассчитывали сдать на металлолом). Получился арт-объект, модные дизайнеры грызли ногти от восторга.