– Тут болит? А тут?
Пацаненок слегка поморщился, когда Джон коснулся его левой голени.
– Ушиб? – Он осторожно ощупал ногу.
– Ничего, – сказал ребенок, все еще неотрывно глядя на Джона.
– Ты откуда здесь взялся, малец? – спросил из-за спины Фаркаш.
– Снизу, – сказал ребенок, облизав губы.
Джону подали бутылку воды, он открутил крышку и сунул мальчику. Тот напился, выдохнул и спросил:
– Вы Джон Бенджамин?
– Положим, я. У тебя ко мне дело?
Мальчик кивнул. К волосам и к воротнику у него пристали травинки.
Джон плюнул.
– Ты смотри, уже детей связными посылают.
– А кого тут посылать-то?
– А то ты не видел, командир, как хефашки себе фальшивое пузо взрывчаткой набивают. Время такое…
– А мы, по-твоему, должны быть как хефаши? Думай, что говоришь…
– Я не связной, – сказал ребенок. – Меня Джей-Би зовут… Джей-Би Терах. Мою маму зовут Мира Терах. Вы ее помните?
– Мм?
– Ну да. Она так и говорила. Но у меня от нее письмо.
Он вытащил из кармашка аккуратно сложенный листок и подал Джону. Тот развернул письмо. Красивый округлый почерк, который ровно ничего ему не говорил.
Ваше высочество! Вы вряд ли вспомните меня, но больше мне не к кому обратиться. Мы с вами познакомились, когда вы учились в офицерской школе у нас в Нофе, во время увольнительной. Я влюбилась в вас тогда с первого взгляда, но боюсь, что этой же участи не избежали тысячи девушек Гибеи. Вы с удовольствием проводили время со мной и даже ужинали как-то у нас дома (помните, мой отец все критиковал политику короля и я ужасно за него боялась, а вы только поддакивали?). Вы закончили школу и уехали на фронт, а через девять месяцев родился Джей-Би. Он – единственное, что у меня от вас осталось. Семья приняла нас, и я не собиралась требовать ничего от вашего высочества. До войны мы хорошо жили. Но теперь я больна, дома у нас не осталось (живем у соседки), а мои родители убиты. Я очень боюсь за Джея. Если мне удастся выбраться, я порву это письмо, вы никогда обо мне не услышите. Но если я все же умру, я прошу вас: присмотрите за ребенком. Я думаю, вы сами поймете, что в мальчике течет ваша кровь. Я знаю, что вам сейчас тоже нелегко и что вы вынуждены скрываться, но у Джея больше совсем никого нет, поэтому я прошу вас: присмотрите за ним…
Пацаненок глядел упрямо, надув губы, и Джон вдруг ясно понял, где видел его. На собственной детской фотографии.
– Так. – Джон резко встал. – Едем в лагерь, незачем тут сидеть на дороге.
– В лагерь?
– А куда? Дорогу он все равно уже нашел…
Джон хотел было посадить мальчика рядом с собой в машину, но Тейлор остановил его:
– Куда? К мертвецу?
Тьфу ты. Джон передал ребенка Маллори, сам сел на прежнее место.
– Командир, – осторожно позвал его Тейлор. – Это то, что я думаю? Мальчишка-то ваш портрет…
– О господи, – сказал Джон, глядя прямо перед собой. – Господи гребаный боже.
Машина с трудом карабкалась в горы. Недалеко от лагеря они остановились, вытащили беднягу Фишера; Хантер и Тейлор повели пленных вверх по узкой тропинке. Джон осторожно взял ребенка на руки. Один из часовых подошел отогнать и спрятать машину, покосился на мальчика, но ничего не сказал.
Встречал их советник Маркус.
– Ваше высочество. Чем вы нас порадуете?
С «высочеством» советник все-таки сильно переигрывал. Но поделать с этим Джон ничего не мог – а советник был ему нужен, хоть это и раздражало. Брови Маркуса поползли на лоб, когда он увидел мальчика.
– О, у нас сегодня много поводов для радости. Кроме вот его, – Джон кивнул на ребенка, – мы привезли непонятно чье оружие и труп немецкого шпиона. И Фишера…
Советник сочувственно кивнул.