Я живу на втором этаже трехэтажного кирпичного дома, а на первом этаже, прямо под моей квартиркой, живет пожилая эмигрантка из Польши, у которой я и снимаю свою студию. Пани Ракса живет одна, дети уже давно вылетели из гнезда и даже родили ей внуков, а мужа не стало уже десять лет назад. Поначалу я подумала, что Ракса – это имя, но оказалось, что это фамилия, а имя моей квартирной хозяйки – Магда. Когда-то супруги Ракса смогли купить две маленькие квартиры для сдачи в аренду, и теперь у Магды есть свой бизнес рантье. Ее дверь приоткрыта, и из квартиры вместе с запахом яичницы доносится голос репортера одного из национальных каналов.

Я не успеваю вовремя выскочить во двор, пани Ракса замечает мою попытку уйти и выходит на площадку. Поскольку она одинока, то всегда старается завязать разговор. Я обречённо опускаю сумку на ступеньку, понимая, что мне придется выслушать очередную историю из жизни пожилой женщины.

Не изменяя своему стилю, домовладелица, явно переигрывая, выходит, схватившись за сердце:

– Дорогая, вы даже не представляете, что произошло этой ночью! Йезуз-Мария! Убийство в Дорчестере!

– И это в нашем-то преспокойном районе! – сегодня утром я явно настроена на сарказм.

– Да, возможно, это не самое благополучное место, – не хочет она угомониться, – но это не самое опасное место в Бостоне, к тому же здесь так красиво, и рядом пляж, – зачем-то добавляет женщина и показывает куда-то на стену. Вероятно, она не хочет, чтобы я съезжала, ведь более непритязательной квартиросъёмщицы ей не найти, поэтому она так рекламирует Дорчестер. – В любом случае, я не припоминаю никаких убийств в последнее время. В основном все заканчивается простыми грабежами или изнасилованиями, – продолжает она так, как будто грабежи и изнасилования бывают простыми. – Возьмите с собой газовый баллончик, – она сует в мою стоящую на ступеньке сумку баллончик, который откуда-то вдруг появляется у нее в руках.

– Не уверена, что баллончик мне поможет, если кому-то захочется меня убить, пани Ракса.

– Не говорите глупостей. Эта штука спасла тысячи жизней.

Я из вежливости соглашаюсь, благодарю Магду за ее заботу и, подхватив сумку, выхожу на улицу, как всегда, с усилием открыв большую деревянную дверь подъезда. До метро идти не сказать, что далеко, тем более, привычная дорога всегда кажется короче. Дело в том, что вечером все вокруг выглядит совсем по-другому. Здесь странным образом становится оживленно – сюда начинают стягиваться страждущие и те, кто готов облегчить их страдания, забрав последние деньги. Когда мне изредка, но приходится проходить здесь в позднее время суток, мне кажется, я не дышу всю дорогу и даже боюсь оглядываться – в любой момент от любой тени могут, как зомби, отделиться темные силуэты и направиться ко мне с непонятными намерениями.

К девяти утра я добираюсь до университета. Сегодня с захожу в уже знакомое здание кафедры с приятным, но все же волнением – с сегодняшнего для начинается моя постдокторантура, к тому же мне предстоит знакомство с новыми сотрудниками, и я очень надеюсь оказаться в сплоченном и доброжелательном коллективе.

Профессор Рустерхольц очень рад меня видеть и даже дает напутствия и советы о том, как пережить свой первый постдок. Он быстро проводит для меня небольшую экскурсию по зданию: офис Лорэна, как я уже знаю, размещается на пятом этаже, на четвертом находятся лаборатории и кабинеты остальных профессоров, на третьем сидят постдокторанты, на втором – студенты и аспиранты, а на самом первом этаже находятся семинарные и экзаменационные помещения.