Первое время в хостеле было самым тяжелым. Акклиматизация и адаптация к другому часовому поясу давали о себе знать. Спал я в основном днем, а ночью бодрствовал, иногда попадая на межнациональные оргии. Девушки и парни в этой гостинице жили совместно. Девушки из Швейцарии не приглашали меня к участию в развлечениях, поэтому я знакомился с немецко-швейцарским диалектом во всей его полноте, уткнувшись в подушку, лежа на шатающейся от любви двухъярусной кровати.

Мне постоянно хотелось есть. Я просто не мог найти нормальной еды. На завтрак подавали резиновые оладьи с заменителем мёда, а в обед в гостиницу приходил негр и готовил безвкусные отруби, которыми в России кормят свиней. Единственное, что можно было проглотить из всего меню, – это сосиски, но этого было категорически мало для молодого организма. Обед стоил два доллара.

Я скитался под палящим солнцем по улицам, где, как ни странно, не попадалось ни одной приличной забегаловки. Зашел в пиццерию и купил кусочек пиццы за семь долларов. Совсем не хотелось тратить такие деньги, но голод – не тётка. Уже намного позже я узнал, что это был какой-то крутой ресторан итальянской кухни. В магазинах еда была дорогой, тем не менее ничего не оставалось как скрипя сердцем взять наугад банку консервированного мяса. В хостеле имелась небольшая кухня, на которой я решил похозяйничать.

«Если меня не убьет жара, то просто умру тут от голода», – думал я, вскрывая банку тушёнки.

На вид мясо казалось пресным и химическим. За неимением лучшего, содержимое было отправлено в кастрюлю с варившимися на плите макаронами. Запах на удивление оказался довольно сносным, и ароматное блюдо стало привлекать внимание постояльцев. Они то и дело заглядывали на кухню, чтобы узнать, что же там готовится.

– What is it?36 – говорили они.

– Russian eat,37 – говорил я.

Кто-то скромно тёрся у плиты, а те, кто были понаглее, начали просить поесть. Я не отказал, угостил всех желающих. Народ был в полном восторге. Как будто они впервые в жизни пробовали макароны с тушёнкой, или потому что на халяву оно всё вкусно. Так же вкусно как моя зубная паста с хвойным привкусом, оставив которую на тумбочке у кровати, через сутки остался лишь пустой тюбик.

Все поели и разошлись по своим делам. Я завалился на диване в вестибюле, ковыряясь зубочисткой в зубах.

– What’s your name?38 – спросил какой-то парень.

– My name is Nikolay39.

– I’m Tom. Where are you from?40

– I’m from Russia. Siberia41.

– Wow! It’s very cold there. How many degrees?42

– Very cold43.

– Do you drink vodka?44

– Yes45.

После нескольких стопок стало веселее. Я даже начал понимать английскую речь, а уже через полчаса свободно говорил по-английски.

– I go take juice46, – сказал я Тому, уходя на второй этаж, – waiting me!47

Но когда вернулся, моего друга словно подменили. Он сидел, молча уставившись в телевизор.

– Where is vodka?48 – удивился я.

– It’s out49.

Я внимательно посмотрел ему в глаза, затем на его рюкзак, из которого торчала бутылка.

– This is it!50

– No51.

– Давай дринькнем!

– No. Enough52.

– Так нельзя поступать… В России бы тебя не поняли, Том…

Сердце требовало праздника. Я взял гитару и отправился на пляж. Увидев компанию из двух милых дам, решил скрасить их вечер. Сел рядом на песок и сбацал Цоя «Перемен». Мы познакомились. Они были из Бразилии. Приехали отдыхать в Майами. Вдруг откуда-то появилась еще одна девушка, их подруга, которая попросила спеть «Russian revolutionary song». Тогда я снова исполнил Цоя «Перемен». И всё было бы прекрасно, если бы не моя романтическая натура. Сказать: «I love you» сразу – глупо, «You beautiful» – чопорно, а других слов для более близкого знакомства я не знал. Выход был один – идти покупать алкоголь, как девушки ни отговаривали: