Он родился, рос и жил день за днём с ограничениями и болью, вызванными абсурдной и почти неизвестной болезнью, которой он стыдился. Возможно, именно поэтому он прилагал столько усилий, чтобы никто и никогда не смог догадаться, что в данный момент происходит в его теле и разуме.

К шестнадцати годам он уже стал «серым кардиналом» банды, которая постепенно захватывала улицы Старой Гаваны. В семнадцать он наладил высокодоходный вариант игры в «болиту», а до достижения совершеннолетия основал печально известную и всесильную «Корпорацию» – тайное общество, ставшее ключевой силой во всех порочных и коррупционных делах столицы Кубы.

Его друг детства, Эмилиано Сеспедес, управлял сетью проституции, Бруно по прозвищу «Фуллдехотас» ведал азартными играми, Пепе «Нищий» поддерживал связи с продажными полицейскими, Ник Канакис занимался рэкетом, Це-ферино «Пингадура» отвечал за наркотики, а слеповатый Бальдомеро Карреньо контролировал финансовые потоки.

Слишком умный, чтобы позволить назвать себя «боссом», Мауро Риверо предпочел должность «координатора» и получал меньший доход, чем его подельники, объясняя это тем, что «он всё ещё живёт с матерью и ему не на что тратить деньги».

Но даже самая последняя проститутка и самый ничтожный уличный торговец лотерейными билетами знали, кто на самом деле задаёт правила игры. В Гаване – а может, и на всей Кубе – не шелохнётся и лист без ведома Мауро Риверо.

Благодаря своим осведомителям, интеллекту и интуиции, позволяющей чуять опасность задолго до её появления, он одним из первых понял, что небольшая группа повстанцев, окопавшихся в Сьерра-Маэстре под руководством некоего Фиделя Кастро, – это зародыш революции, которая рано или поздно сметёт жестокую и коррумпированную диктатуру самопровозглашённого генерала Фульхенсио Батисты.

И он прекрасно понимал, что революция – неподходящая почва для теневого бизнеса «Корпорации», особенно с учётом того, что её лидеры в той или иной степени сотрудничали с режимом диктатора.

Поэтому в октябре 1959 года он отправил мать на длительный отдых в Доминиканскую Республику, в ноябре убедил сообщников, что пора искать новые горизонты, если они не хотят оказаться перед расстрельным взводом, а в начале декабря в последний раз оглядел дом, в котором прошла его жизнь, сложил в три чемодана документы, включая мамины рецепты красоты, и сел на корабль, направляющийся в Майами.

Старушка сдержала свое слово, появившись на следующий день после обеда за рулем потрясающего дома на колесах, оснащенного всеми удобствами. Они тут же отправились в неспешное путешествие по второстепенным дорогам, обсуждая в течение долгих часов лишь незначительные темы.

Только после ужина, который они устроили у рощицы, находившейся в полудневном пути от реки, где, по слухам, «форели были размером с тюленей», хозяйка автомобиля серьезно и без всяких предисловий сказала:

– А теперь, дорогая, если хочешь, чтобы мы продолжили путь вместе, скажи мне, кто ты на самом деле. Потому что мне кажется, что в тебе английского не больше, чем во мне корейского.

– Меня зовут Салка Эмбарэк, я иракская. Моя семья погибла при бомбардировке Багдада. Я въехала в страну незаконно, и если меня поймает полиция, то, скорее всего, я проведу остаток жизни в тюрьме по обвинению в терроризме.

– Ладно! Если ты иракская, а твою семью убили, то все остальное не имеет значения. Об этом больше не будем говорить.

Девушка не смогла сдержать удивления и, открыв рот в почти глупом изумлении, пробормотала:

– Как это «не будем говорить»? Я только что призналась вам, что меня обвиняют в терроризме и ищет полиция, а вы так спокойны! Я не могу в это поверить!