На мне фирменные боксеры от «Кельвина Кляйна», я пять лет не вылезаю из спортзала, выматывая себя тренировками, и если кому-то охота поглазеть на меня, что ж, я не против. Вот и сейчас, видя смущенную улыбку на губах матери, понимаю, что даже в таком виде, не подвел ее.

– Вить, подожди! – окликает меня Оля, когда я покидаю кухню, направляясь к себе, и добавляет: – Можно тебя на два слова?

– Привет, – я останавливаюсь и улыбаюсь девушке, нагнавшей меня у дверей спальни. – Как дела?

Дежурный вопрос, но о чем еще спросить девчонку, с которой пару раз отлично переспал, а потом бросил на свадьбе друга, просто забыв о ней – не знаю. Разве что напомнить, что все между нами было без обязательств. И признаться, наконец, себе, что Коломбина начисто снесла мне крышу.

Оля хороша, как никогда, – мать привлекает к показам лучших. Она подходит и обнимает меня, прижавшись к груди, целует в щеку. Ждет продолжения и отклика, а я просто стою, раздумывая с чего начать разговор и как закончить так, чтобы ее не обидеть, когда она понимает сама.

– Все закончилось, да?

– Извини.

– Да я без претензий. Просто легко было с тобой. Ни с кем так не было. И хорошо.

– Спасибо, малыш.

– Если что, я для тебя свободна.

– Окей, я запомню.

Вот и все, и я снова могу захлопнуть дверь спальни, и развалиться на кровати, вычеркнув девчонку их головы. Высокую светловолосую девчонку, одну из многих, а не ту, другую. С жадными руками, темными глазами и потрясающими губами, вкус которых невозможно забыть.

Чертову ненасытную Коломбину.

Таня

«…Согласно классической экономической теории, основным фактором, определяющим динамику сбережений и инвестиций, является ставка процента. Согласно же кейнсианской экономической теории основным фактором, определяющим динамику потребления и сбережения, является не ставка процента, а величина располагаемого дохода домашних хозяйств…»

– Та-ань! Ну, Тань, открой, это Лиля! Крюкова, ты уснула там, что ли? Эй!

Я снимаю с головы наушники плеера, откладываю в сторону учебник по макроэкономике и встаю с койки. От души потянувшись, топаю к дверям.

– Еременко, если бы ты знала, как ты мне дорога. Особенно в десять вечера! Ты время видела? – зевнув, встречаю взглядом выглянувшую из-за двери соседку по общежитию. – Чего тарабанишь? – ворчу, приваливаясь плечом к дверному косяку. – Нас что, снова японцы с верхнего топят? Чем обязана?

Но соседке на мой недовольный тон плевать.

– Танька, ты почему телефон отключила? – возмущается Лилька, странно пританцовывая на месте.

– А что? – удивляюсь я внезапному интересу согруппницы к такой ма-аленькой детали, как моя личная жизнь. – Надоел, имею право. И потом, звонят тут всякие без надобности, а у нас модуль на носу и сессия. Случилось что?

Лилька округляет глаза и тычет пальцем куда-то вниз.

– Случилось! Крюкова, там тебя такие парни спрашивают – зашибись! А ты тут спишь! И это в субботу вечером!

– Где? Какие еще парни? – не понимаю я.

– Внизу! На вахте! Их тетя Маня не пускает, охраной грозит, а они напирают. А к тебе не дозвониться! Хорошо, что мы с Настей из кино возвращались, как раз картину маслом и застали!

– Да кто напирает-то, Лиль? – факт, но «толстые» намеки соседки бьют мимо цели. – Серебрянский, что ли? Так я его еще два часа назад по телефону отшила. Не знаю, зачем пришел.

– Да какой Серебрянский! – возмущенно отмахивается девушка. – Тоже мне, нашла героя! Ему только Сомову бледным фэйсом и оттенять! Этот куда посимпатичнее будет, – кивает убежденно. – Точнее, эти!.. Ой, слушай, познакомь, а? Ну, Та-ань! Их трое, тебе же не жалко, нет?