– Давай за деда.

Наталья хотела вдобавок рассказать про разбитую мемориальную доску и вывороченный бюст – рассказать, пользуясь отсутствием их общей подруги Наталии. Но не стала – подумала, что не время, не тот момент.

Поднялись на второй этаж – по ступенькам. Натали, уже немного захмелевшая, кое-что углядела и подмигнула:

– Пятизвездочный? Будем здесь пировать?

– А чем плохо? Будем…

Тем не менее на ступеньках пить не стали – решили дождаться Наталию. Наталья пригласила Натали в мастерскую мужа.

– Вот здесь он творит.

Приоткрыв перед Натали дверь, она готова была ее сразу закрыть, если подруга не воспользуется приглашением и не проявит к мастерской особого интереса.

Но Натали проявила, и не позволяя двери закрыться, сама взялась за ручку и осторожно протиснулась в мастерскую.

– Я ведь здесь ни разу не была…

– Как это не была? Ты шутишь.

– Да, везде была, а здесь – ни разу.

– Можно подумать, что для тебя это святое и потому запретное место. – Из всех возможных причин Наталья с неким загадочным умыслом выбрала самую невероятную.

– Как ты сказала – святое? – Натали призадумалась. – Может быть…

– Садись, подруга, на этот табурет. Водружайся. Только он высокий, не упади…

– Лучше я постою.

– Садись, садись.

Натали осторожно – даже благоговейно – поставила ногу на обод. Затем слегка оттолкнулась и перенесла свое маленькое, легкое тело на круглое сиденье табурета. Табурет даже не качнулся.

– Твой Андрей мне рассказывал, что такие же табуреты будут на предварительном слушании.

– Каком еще предварительном слушании?

– Ну, когда Господь будет проводить первое дознание, он посадит всех на такие табуреты. Это очень удобно: можно всем смотреть в глаза.

– И когда же это будет? – спросила Наталья лишь потому, что было бы невежливым оставить сказанное без внимания.

– У каждого свой срок. Впрочем, Андрей говорил, что вся наша жизнь – предварительное слушание.

– Он тебе такое говорил?

– Ну да, говорил, когда катал меня в лодке по озеру.

Наталья просияла.

– Ах, вот оно что! Интересненько! И как поучительно! Заставляет о многом задуматься! Значит, он тебя катал!

– Конечно, меня. Кого же еще! Ведь я подруга его жены. К тому же убирала у вас на даче…

– А я-то вся извелась… Всех в уме перебрала. Оказывается, это ты. За что же тебе такая привилегия?

Натали не сразу высказала то, что могло оказаться верным лишь при особом внимании к ее словам.

– За то, что я много терпела. Вот он у тебя блаженный, а я терпеливая.

– Уж и не знаю, у кого он теперь – у меня или у тебя. Только учти: он хоть и блаженный, но…

– … С хитрецой, ты хочешь сказать? Это не хитреца. Это посрамление себя и мира – нечто похожее на юродство.

– Эка, куда хватила! С чего бы это ему себя и мир-то срамить?

Вопрос заставил Натали с жалостью посмотреть на подругу, словно бы внушая, что лучше бы она об этом не спрашивала.

– А с того, что болен он. Подозревают у него…

– Постой, постой. Что же это у него подозревают?

– А то самое…

– Рак?

– Да, рак.

– Господи, я же догадывалась, догадывалась. Только гнала от себя… Но, может, это лишь подозрения? У многих же подозревают, а затем оказывается, что напрасно.

– Он знает, что не напрасно. Он себе диагноз уже поставил.

– Почему же он от меня скрывал, а тебе признался?

– Потому что ты – Наталья, жена, близкий ему человек, а я – никто, Натали, домработница. Правда, здесь, в мастерской, я не убирала. Но весь дом был на мне.

– И как же теперь быть? – Наталья обвела взглядом мастерскую, мольберт, повернутые к стене холсты, диван, на котором любил лежать муж, – обвела, стараясь свыкнуться с мыслью, что на все это теперь надо смотреть другими глазами.