Колодец. Сборник рассказов Наталья Адлер

Полина любила холодную, кристальную колодезную воду. Любила доставать её из 15-метровой глуби, легко и привычно поддерживая цепь, которая послушными, ровными рядами укладывалась на ворот. Вот только страшно почему-то было Полине смотреть вглубь колодца. Бросит, бывало, бадейку вниз и слушает, определяя по звуку – полно воды набралось или нет, а потом также, не глядя, вытянет бадейку, разольёт воду по вёдрам, да в дом несёт.

Нынче поздно управилась с хозяйством. Поросятам мешанку запарила, гусей, кур накормила, нарезала корове свеклы, посыпала немного дроблёнкой из зерна и пошла открывать калитку, встречать Зорьку из стада.

Тихо зажглись звёзды, заглянул в окно месяц, когда Полина, уложив спать ребятишек, легла и сама, не дождавшись мужа. Лежала, слушала ровное дыхание детей и думала: «Где мог так долго задержаться? Может, случилось чего?… Вот глупая баба, сколько уже живу с ним, а никак не привыкну к ночным приходам. Опять оправдываться начнёт, – машина, мол, не человек, и человек «ломается», а машина и подавно. Если же навеселе явится, то и оправдываться не будет. Ляжет спать и всё.

А Григорий в это время похвалялся своей женой перед сватом (сватами он звал всех, с кем когда-нибудь на свадьбе гулял).

– Вот мы сейчас с тобой выпиваем, а ты сидишь и дёргаешься. Видно, что жинку свою боишься. А вот моя мне и слова против не скажет, во сколько бы ни пришёл. Всегда такая – то ли натурой мягкая, то ли любит меня сильно, сам не пойму.

Сват отвечал с ехидцей:

– Любит. А как же. Тебя любит, а другого голубит, – и осёкся, увидев налившиеся кровью глаза соседа.

– Ты чё сказал? Говори, не верти, если знаешь чего, ну?

– Дак с Митькой она шутки шутковать любит, сам видел, – и плюнул с досады – пропади ты пропадом со своей тихоней, не будешь каждый раз ею похваляться, да и она зубы меньше скалить будет, а то нашлась смешливая на всё село.

Но увидев, как расходился, словно кипяток забурлил, Григорий, стал его сват успокаивать:

– Да ладно тебе, может, ничего серьёзного и не было, может, так – пошутили и всё. Остынь, хватит.

– Было или не было – это она мне сама скажет.

…Полина неделю отходила от побоев. Она не могла понять, на какой вопрос требует ответа её муж. Причём тут Митька, шутки и улыбки?

Щедрую, светлую улыбку она с детства всем окружающим дарила. Такой уж уродилась.

Теперь Полина не улыбалась. Она мучительно думала, как ей поступить, когда выздоровеет? Стыда-то сколько?! Что в селе скажут? Никогда не трогал. Вон, свекровь уже нашептывает знакомым: «За дело, значит, зря бы не стал». И пошло-поехало. От избы к избе. Одни головой кивают – Гришка зря не побьёт, а другие руками всплёскивают – Полина…? Не может быть, чтобы она с кем-то…

А Полина плакала не столько от физической, сколько от душевной боли. Что же делать? – Уйти с детьми из дома? – Да ведь первый раз руку поднял, может, одумается, отец же он детям своим, да и куда я с ними? Остаться? – Так надо его словом заручиться, что не тронет больше. А он всё молчит, не разговаривает, уверовал, что виновна… А в чём? В чём мне оправдываться перед ним, перед людьми? Да и надо ли?

Подруги вроде с сочувствием проведывать приходили, с советами, а сердце твердит – любопытство одно. Мы, мол, слышали, так и так на тебя говорят, но ты внимания не обращай, золото – и в грязи блестит, к чистому грязное не пристанет. Поговорят – и перемелется. Что делать? Хорошего-золотого сейчас днём с огнём… А Гришка – он хозяйственный, полный двор скотины держит. Ну, лежи, выздоравливай.

…Прошло время. Полина жила по-прежнему, только улыбка её постепенно угасать стала. Засмеётся вдруг – и прикроет губы ладошкой, словно провинилась в чём. Григорий молчал про Митьку, но в глубине души мысль эта, будто червяк, вертелась, точила и злила.

Сердобольные односельчане ради интереса присматривать за Полиной стали – кому улыбнётся, а кому нет. Особенно любопытство разожглось, когда Митька по осени с уборки свеклы вернулся.

Встретились случайно на дороге. Увидев его, Полина невольно испугалась, хотела назад повернуть, но подумала, что люди скажут – убежала – значит, правда. Поздоровались, глаза опустила – и быстрее мимо. Митька удивлённо повернулся и крикнул вслед: «Ты чего это, Поль?» Она не обернулась. Пожав плечами, Митька пошёл дальше.

А от избы к избе опять понеслось: что-то тут не то, ишь, как поглядели друг на друга, ишь, как в сторону метнулась, а он за ней аж обернулся и что-то кричал…

Ночью Григорий пришёл домой пьяный и опоясал спящую жену мотком верёвки. Полина вскрикнула, широко раскрыв глаза, а он молча и зло хлестал её. Полина бросилась к двери, он остался в доме.

Судорожно глотая воздух, она бродила по двору и дрожала от нервного напряжения и холода. Зашла в сени. Там висела старая дошка и лежали валенки. Оделась, снова вышла во двор.

Голова горела, её жар заглушал жар рубцов от верёвки. Полина зашла в сарай, погладила корову. С сеновала спрыгнула кошка, стала тереться о валенок хозяйки. Полина нагнулась, прижала кошку к груди…

Судорожно поглаживая теплый мурчащий комочек, Поля медленно пошла к колодцу. Остановилась. Бессильно опустилась на землю и забилась в рыданиях. Кошка спрыгнула с рук и, жалобно мяукая, смотрела на хозяйку, будто хотела утешить, но не знала как… Полина стала на колени и зашептала свою последнюю (так ей казалось) молитву:

– Господи, прости меня, не могу больше терпеть, не хочу жить, Господи, прости меня, грешную…прости.

И впервые посмотрела в черную бездну колодца. Отпрянула. Подняла глаза к звёздному небу:

– Прощайте…

Вместе с бадейкой полетела вниз. Вдруг звёздочками вспыхнули родные глаза детей. «Мамочка, мама!» – застучало в висках.

– Боже, спаси!

Утром соседка встала доить корову и услышала глухой, далёкий, как из-под земли, стон. Полина не утонула, она из последних сил держалась за выступ в срубе и потеряла сознание, когда скрипнул ворот и кто-то медленно стал опускаться в колодец…

Теперь в селе часто можно видеть женщину с большими синими глазами, в которых, как укор, застыл вопрос – что же вы сделали со мной, люди?

А сельчане старались быстрее скрыться за калиткой, чтобы не встретиться с помешанной Полей, блуждавшей по улицам. Встретив кого-нибудь, она просила: «Иди, закрой колодец крышкой, прошу тебя, закрой колодец…»

Подросшие дети находили мать и вели домой мимо заваленного и засыпанного землёй колодца.

– Не жилец она на белом свете, – перешептывались соседки, когда Валентину привезли после онкологической операции домой. Одни глаза на посеревшем лице светились жизнью, а тело было беспомощным и непослушным. Она действительно чудом вынесла операцию, так как сердце основательно барахлило уже несколько лет. Дома ждали сын и бабушка. Ещё в больнице предупредили, что детей больше рожать не желательно, так как роды могут окончиться смертью.

С тех пор прошло полтора года, которые показались Валентине бесконечно длинными и невыносимо тяжелыми. Мужа она похоронила за несколько месяцев до операции. Теперь ей уже хватало сил дойти с сыном до могилок. Валя стала на колени, обняла холмик земли, заросший травой, и молила Бога забрать её к мужу. Губы беззвучно шевелились, а из глаз капля за каплей до самого подбородка и дальше по шее текли и текли слёзы.

Прикосновение детских рук вывело её из забытья.

– Мама, мамочка, пойдём домой, мне страшно, – просил Юрка, испуганно глядя на мать.

– Сыночек, сыночек мой, да как же я тебя оставлю? Господи, прости меня, сына-то на кого? Пойдём, сыночек.

Сердце сдавило дикой болью и Валентина потеряла сознание. Юрий побежал по кладбищу к дороге, размазывая по щекам горькие слёзы.

– Дядя, дяденька, – обратился мальчик к идущему мимо мужчине, – помогите, там мама лежит…

Сергей как пушинку поднял Валентину на руки и побежал в соседнюю организацию в медпункт. Мальчик бежал сзади. Валю привели в чувство, оказали необходимую помощь. Открыв глаза, она увидела рядом с собой друга детства – Сергея.

– Где я, почему ты здесь? – Сергей всё рассказал.

– Медсестра сказала, что тебе надо хорошенько подлечиться в больнице, скорую помощь мы уже вызвали, а сына я отведу к тебе домой. Бабушка дома?

Валя кивнула.

– Ну, вот и хорошо. Скажу ей, чтобы она тебя одну больше никуда не отпускала. Можно я буду проведывать тебя в больнице?

– Приходи.

Сергей приходил часто, приносил гостинцы. А память вновь и вновь возвращала его к безоблачным дням детства, когда они с Валентиной играли во все мальчишеские игры, лазили по деревьям и клялись в братской дружбе. В братской, потому что Валя была похожа на мальчишку с короткой стрижкой и своей любовью к мальчишеским играм. Ещё вспоминал, как нёс её на руках, такую невесомую и беззащитную. Острая жалость разливалась в сердце.

– А как жена смотрит на то, что ты ко мне ходишь?

– Я ей не докладываю. И вообще, пусть тебя это не волнует, мы давно живём не лучше, чем кошка с собакой. Дочку жалко, а то б давно ушёл. Да и Татьяна, чуть что, так гонит, не нужен я ей. И всё, закроем тему, не думай об этом.

Через три месяца Сергей перешёл жить к Валентине. Она не стала возражать. Одной было очень нелегко, а Сергей потянулся к ней всем сердцем, был таким внимательным и заботливым, когда приходил в гости уже после больницы. Вот только угнетало Валю то, что она ничего не могла делать тяжёлого по дому. Даже полы вымыть было для неё трудным делом. Бабушка помогала, но она уже старенькая.