Сергей успокаивал, за всё брался сам. Но скоро стал замечать, что это его злит. Сначала он сдерживался, а потом надоело. Уже привык к болезни Валентины, к тому, что она быстро устаёт, и жалость постепенно куда-то улетучилась. Нет-нет, да и выскажет:

– Опять лежишь, хоть бы постирала.

– Я сегодня уже не могу, отдохну, а завтра с утра вместе постираем, как раз суббота… Ты воды принесёшь, а я постираю.

Однажды Сергей пришёл пьяный. Споткнулся у крыльца о ведро с помоями.

– У-у, уродка, опять вынести не может.

Валя в коридоре готовила ужин. Услышала. Слёзы брызнули из глаз. Открыла дверь, сквозь рыдания выдавила:

– Ты знал, к кому шёл жить. Я тебя к себе не звала, ни на чём не настаивала. Сам решил. Не нужна больше, так уходи. Твоя Татьяна меня уже замучила, только я тебе не говорила. Всем рассказывает, что я вашу семью разбила, а вы так хорошо жили! Недавно ко мне приходила, высказывала, зачем я мужа забрала. Я ей ответила, чтобы не ходила мне нервы трепать, а мужа я не держу, он вольный собой сам распоряжаться. Так что можешь возвращаться, теперь ты там нужен стал.

– Ладно, хватит, она и ко мне на работу прибегала, звала. Но я один раз режу. Когда вместе жили, то плохой и не нужен был, а теперь спохватилась. Поздно. Валюш, ты меня прости за… уродку. Устал я, надоело бабьими делами заниматься, а тут ещё выпил, ну и сорвался. Забудь. Всё у нас с тобой хорошо должно быть.

Валя простила, но забыть не могла. Да и Сергей порой своим поведением или оброненным словом обижал и даже унижал Валентину. Она терпела. Ведь не всё было так плохо, да и куда ей одной… И Юрка привязался к Сергею.

Однажды сидели во дворе, мастерили скворечник, Юрка и говорит:

– Дядь Серёж, а можно я тебя буду папкой звать?

– Зови, коль хочешь, – потрепал по вихрам, – ну-ка гвоздик подай, сынок.

Валя наблюдала эту картину с порога, смахнула слезу. Юрка подал Сергею гвоздик и сияющий подбежал к матери.

– Мам, а мы с папкой скворечник делаем!

– Ну вот и молодцы, – улыбнулась Валя.

Тут открылась калитка и во двор вошла Татьяна.

– Чужого ребёнка сыном зовёшь, а я с родной твоей дочерью не нужны стали?!

Валя схватилась за косяк и сжала пальцы так, что они посинели. Сергей встал и сказал, будто словами пригвоздил:

– Да, ты мне не нужна. Поздно ценить стала. И больше сюда – ни ногой.

Взял за руку и вывел прочь.

Валентина долго не могла успокоиться. Сердце саднило, как открытая рана. Сергей пытался успокоить Валю, но что-то непонятное ему самому не давало покоя. Потом он понял: желание Татьяны возвратить его разбередило душу. Ведь не только скандалы были в их жизни, и любовь была, и радость рождения дочери.

Почувствовала состояние Сергея и Валентина. Он изменился. Часто «уходил в себя», уставившись в одну точку. Валя понимала, что в эти минуты он думал о них – жене и дочери. Шла подальше в сад и давала волю слезам. Жить становилось всё невыносимей. Страшные мысли чаще и чаще приходили в голову. Сергей не обижал её, не говорил, что бросит, но просто часами мог молчать днём, или курить по ночам, отрешённо глядя на ночник.

А Валя тоже не спала. Она лежала и тихо плакала, без звука, только слёзы всё катились и катились, растворяясь в подушке. Валентина просто не хотела жить. Даже мысли о сыне уже не возрождали её к жизни.

Незаметно для себя она полюбила Сергея. Сначала это было чувство благодарности, но шли месяцы и Валя поняла, что Сергей стал смыслом её жизни, её радостью и болью, её надеждой. Она жутко боялась его потерять, хотя не говорила об этом.

Когда никого не было дома, плакала и кричала до истерики:

– Господи, я не могу так жить, не хочу жить…Господи, дай мне терпения…я не хочу жить!