– Не понял, где ты тут еще бабушку увидел?

Костян, умолкнув, тянет из кармана сигареты, пока Сергей вступается за напарника:

– Никакой бабушки нет. Это присказка такая.

– Вроде «бля»? – уточняет пухлый.

– Вроде.

– Бля, так бы и говорил тогда.

Сергей вспоминает, как тем давним летом их прижали с торца снесенного сейчас кинотеатра «Балканы». Они да упавшая им на хвост младшая сестра Девятиэтажного топали с «Блэйда» с Уэсли Снайпсом. Их окликнули, спросили про закурить и про деньги. Окликнувших было пятеро. Стояли полукругом, щерились, а напуганная Анька пыталась спрятаться за спину Костяна. Внутри Сергея противно задрожало, дрожь как липкая гусеница поползла по ватным ногам, а Девятиэтажный вдруг резко вытолкнул сестру с поля боя, схватил из-под ног половинку кирпича, и их замотало так, что если бы ментосы потом сумели все размотать, мало бы никому не показалось. Парочку из тех пяти они уработали, как Блэйд – вампиров. Хорошо, мелкая уже тогда соображала, что к чему, и никому не проболталась. В тот день Сергей впервые и услышал от Костяна про бабушку на фронте. Они сидели на берегу затопленного котлована, пытаясь отмыться-отчиститься от своей и чужой крови, и Девятиэтажный все повторял и повторял про бабушку, пока Сергей не прикрикнул на него, что хватит, достал.

– А как дед к вам сюда попал? – интересуется второй полицейский, весь тощий и злой, во рту болтается жвачка, а глаза – как студень. – Гляжу, у вас и граница, – он кивает в сторону приоткрытых решетчатых ворот, – на замке…

– Здесь кругом камеры понатыканы, – объясняет Сергей, – я прокрутил записи с них, пока вас ждал. Там видно, как дед, – он кивает в сторону патрульной машины, – пролезает под воротами, только не под этими, под другими. У нас еще одни есть, тупиковый железнодорожный путь преграждают. Но халтурно сделаны, от честных людей, под ними пролезть можно, если между рельсами. Вот он и заскочил.

– Камеры просматривал? Что, прямо следствие ведут Колобки? – хмыкает пухлый.

Ты лучше бы молчал про колобков, думает Сергей, глядя на его заливные щеки.

Убедившись, что прибежавший в «штаб» напуганный Данька ничего не придумывает, Сергей звонит в «02». Дежурный на его вызов реагирует вяло, поэтому Сергей для подстраховки просит Костяна сгонять к «гайцам», регулярно торчащим неподалеку «в засаде» за поворотом на Четвертом Предпортовом.

– Серый, ты это пошутил? Оно им надо? – изумляется Девятиэтажный, но все-таки выходит за периметр, прыгает во Франки и мчит на поиски «гайцов».

Сергей тем временем берет под руку совершенно невменяемого, то плачущего насухо, без слез, то замолкающего, кажется, навсегда, деда и осторожно ведет его к будке охраны. Старик, на лице которого засохла чужая, потому что никаких ран или порезов у него на теле не видно, кровь передвигается мелкими неуверенными шажочками, как допившийся до ручки алкаш.

– Беги, чайник согрей, – говорит Сергей Даньке, и сын уносится к «штабу».

Отпоить деда чаем они не успевают. Сначала появляется Костян, а через несколько минут после него – патрульный «форд». Найденные Костяном «дэпээсники» ехать с ним не едут, но повторяют вызов по своим каналам. Двое подъехавших на машине сержантов, Злой и Раздобревший, у которого на плече висит короткоствольный автомат, выслушивают Сергея. Потом они осторожно, словно опасаясь подвоха от купчинских парней в черной форме охранников, заглядывают в вагончик «штаба». Увидев сидящего на краю продавленного дивана окровавленного старика, они переглядываются. Раздобревший тянет:

– На бомжа не похож… И загар – будто из Турции вчера прилетел…