– Здравствуйте, Маргарита Яковлевна, – стучу я в дверь, чувствуя себя эдаким Дедом Морозом.

Она уже ждёт меня, но всякий раз делает вид, что мой приход для неё несколько неожидан.

– Здравствуйте, Валентин, – откладывает она книгу и встаёт мне навстречу. Дверей на ключ она не закрывает. Я не знаю почему. Может быть, у них в посёлке так принято, а может быть, она просто ждёт моего прихода. Впрочем, всякий раз старушка искренне радуется мне.

Я чувствую, что являюсь единственным человеком, который действительно интересуется ею и навещает её. Но я усиленно делаю вид, что всего лишь один из многих визитёров в этом доме.

– Ждёте гостей? Я, наверное, совсем надоел Вам. Пустите поболтать? – начинаю я.

Она помогает мне лгать. И улыбается. И предлагает кресло. И усаживается напротив. Впрочем, радость её вполне искренна. Старуха очень одинока. Чувствуется, что она изголодалась по общению, по старым знакомым, по событиям, по информации. Я почему-то представляю себе её бессонные ночи, когда она думает о смерти. Однако я гоню от себя всю эту чушь и по мере своих возможностей стараюсь скрасить бабкино одиночество.

– Откуда? Как вы узнали? – обескураженно воскликнула она, увидев меня в первый раз на пороге своего дома. Тогда, кстати, дверь была заперта. Она открыла её на стук и, увидев и узнав меня, буквально просияла. А я в один миг почувствовал себя большим подарком – огромной коробкой в яркой бумаге, перевязанной блестящей золотой ленточкой.

– Да вот, Маргарита Яковлевна, – бодро и сконфуженно начал я, – случайно проезжал мимо и вдруг увидел вас. Дай, думаю, зайду, навещу. Как вы? Что вы? Помните ли своих учеников? Прекрасно выглядите. А розарий у дома – загляденье. Аромат – на всю округу.

Я болтал всё, что приходило в голову, выставляя на стол коробку с пирожными, конфеты, фрукты.

– Чаем угостите? Я, знаете ли, привёз вам попробовать замечательный чай. Но одно условие – заваривать буду я. Знаю один секрет. Восхитительный вкус.

Ей никогда нельзя было заговорить зубы. Она всегда видела суть, напрочь отметая всю мишуру. Но сейчас была откровенно растеряна.

– Да-да, конечно, чай, спасибо, пойдёмте на кухню. Но как вы меня нашли? Какой вы молодец, что навестили свою старую преподавательницу, – скокетничала она и засмеялась. – Каким вы стали! Помню худенького юношу с большими глазами.

Она как-то степенно суетилась, ставя на плиту чайник и доставая сервиз из старого буфета.

Я видел искреннюю радость и потрясение. Да и сам был немало взволнован и до глубины души смущён её восторгом по поводу своей ничтожной персоны.

Мы пили чай и говорили. Я рассказал всё, что знаю о ком-либо из нашей группы. Она живо вспоминала каждого, давая ему краткую и меткую характеристику.

Старушка заметно сдала за эти два десятка лет. Но сохранила цепкий и проницательный ум, а ещё память. Похоже было, что судьба любого когда-либо знакомого человека ей действительно интересна.

– А как живёте вы? – выдавил я из себя, чувствуя, что невольно вторгаюсь во что-то личное.

– Как? – переспросила она.

И довольно горько и саркастично, но в то же время философски мудро сообщила об одиночестве и что-то о несгибаемости духа. О книгах и судьбе великих или просто известных, но оставшихся одинокими к старости людей.

Родной институт, которому она отдала всю жизнь, помыслы и энергию, забыл о ней. Старшее поколение коллег потихоньку вымирает. Молодёжь никого не хочет знать. Та же Людочка, которую она взрастила для науки, ставшая наконец профессором, звонит только по праздникам. И на том спасибо. Свою городскую квартиру старушка давно продала. Её единственная подруга десять лет назад улетела с детьми за океан. О бывших студентах она ничего не знает. Семьи у неё никогда не было. Какая-то двоюродная племянница и та уехала в Германию.