Тётя Граб и дядя Бук остановили бы её на полпути к спасительному гнёздышку в старом дереве и отправили бы в одиночку защищать город минч-уиггинсов и всех его обитателей. А главное, Семечка не смогла бы отказаться, потому что действительно любила свой дом.

Любила и поросший мхом ручей, бегущий через весь город, и гамаки из листьев, где так приятно было спать днём.

И орешки сливистового дерева, напоминавшие то солнечное ядро, то морозную ягоду.

И бабушек, и дедушек, и детёнышей, игравших среди лиан, и песни, и запахи.

И великие деревья Парящего Леса, наполненные магией от корней до самой маленькой веточки.

Она любила их всех, поэтому, если бы тётя Граб и дядя Бук послали её биться с драконом, Семечка бы попыталась сразиться.

Но у этой схватки мог быть только один возможный исход, и очень быстрый.

Щенок поморгал, глядя на задумавшуюся Семечку, и снова спросил:

– Правда-правда? Ты так думаешь?

– Ага, – ответила Семечка, погружённая в свои мысли. Только она имела ввиду: «Ага, хорошо, что дракон съел твоих родителей, а не меня».

Но щенок понял всё совершенно иначе. Он поднялся, почесал за ушами и заявил:

– Значит, они всё ещё живы. Мы должны найти их и спасти.

– Что? – удивилась Семечка.

– Мы должны найти дракона, – пояснил щенок. – Тогда мы найдём моих папу и маму.

Не тратя больше времени, он засеменил в противоположную сторону от того места, куда они упали, сорвавшись с края Парящего Леса.

– Подожди! – взвизгнула Семечка, бросаясь за ним вдогонку и тыча рукой туда, откуда они прибежали. – Что ты делаешь? Наш дом там, в другой стороне!

К её ужасу, щенок не повернул назад.

Его хвост всё ещё был зажат между задними лапами. Он трусил, нервно оглядываясь по сторонам. Вместе с тем в нём было что-то настолько решительное, что Семечка поняла – он говорил всерьёз.

Он собирался найти дракона.

– Тогда я пойду домой без тебя, – растерянно пропищала она.

Щенок остановился и повернул голову. Казалось, он впервые как следует рассмотрел Семечку и удивился:

– Так ты та самая минч-уиггинс! Та, кто хранит знаменитый меч и необычайную магию.

– Мгм, – пролепетала Семечка.

– Драконо-Борец-И-Защитник-Своего-Народа, – вспомнил щенок. Его хвост слегка расправился, а взгляд оживился. – Мне повезло, что я встретил тебя. Идём!

И он снова побежал, держа курс на север.

Семечка подняла взгляд и содрогнулась.

Донный Мир был слишком велик для минч-уиггинса.

В Парящем Лесу небо виднелось маленьким голубым пятнышком между кронами деревьев, а весь мир состоял из бесконечных лесных тропинок, из корней, коряг и опавших листьев.

Но самое главное, воздух, земля и вода там дышали магией.

Здесь же небо накрывало Семечку сверху, словно глубокая широкая чаша, так, что у неё закружилась голова.

Здесь тоже были деревья, но они росли далеко друг от друга и казались неживыми. Более того, из некоторых слишком прямых и ровных стволов торчали всего по две голые ветки без всякой листвы.

А земля здесь была голая, плоская, унылая и такая пустая, будто из неё выкачали всю магию.

Больше всего на свете Семечка хотела вернуться домой и никогда не видеть Донный Мир.

Но как бы она бросила здесь глупого щенка? Что, если бы он заблудился и не смог вернуться в Парящий Лес? Что, если бы дракон съел и его тоже?

В стихе это звучало так, будто уход Колдовских Гончих ни к чему особенно страшному не приведёт. Все просто немного погрустят и вернутся к своей обычной жизни.

Но дедушка говорил, что в той песне, которую он слышал в детстве, вместо слова «скорбь» говорилось «