− Мне нужно с вами поговорить. Сейчас. Лично, − шевельнулись ее губы. Слова слетали с них словно бабочки с лепестков цветка.

− По какому вопросу? – осведомился я деревянным голосом.

− Я жена Олега Наваза.

Других посетителей уже не было, они бежали от подступавшей бури, от нее тряслись деревья и гремели оцинкованные крыши жилых корпусов и служебно-представительского здания. Ветер подвывал, поднимая с растрескавшегося асфальта мусор. Покружившись в воздухе, застревал в двойной «спирали Бруно», острой как бритва, протянутой по верху двухметровой стены, окружавшей посольство.

Я пригласил Римму войти.

Усевшись в кресло, она заложила ногу на ногу, устремила на меня колючий взгляд.

− Вы должны спасти моего мужа. – Сказано было безапелляционно и наступательно.

Я обязан был вести себя естественно – как чиновник, которому дела нет до страданий и переживаний других. Чиновничьи повадки я терпеть не мог, но для поставленной задачи они годились как нельзя лучше. А задача состояла в том, чтобы Римму к ее супругу не пустить. Ни под каким видом.

Поэтому я хмыкнул, и ответил сухо и казенно:

− Мы делаем все возможное. В соответствии с обстоятельствами и обязательствами консульства и посольства.

− Да ничего вы не делаете! – возмутилась Римма. – Вы равнодушны. Не заботитесь об Олеге. О его освобождения. Чтобы меня к нему пропустили! – Тут она всхлипнула, и я придвинул к ней коробку с салфетками.

Мне казалось, я видел ее насквозь, легко разгадывая нехитрую игру с негодными средствами. Вся сила, все настоящие средства были у меня и у тех, кто стоял за мной. Портила картину лишь шевельнувшаяся во мне симпатия к сидевшей напротив молодой женщине. И сознание того, что она чертовски привлекательна. И возможно, ради встречи с мужем согласится на многое… Но всерьез я, конечно, не рассматривал такой вариант, он спутал бы нам все карты.

Римма вздохнула и произнесла уже не задиристо, а устало и безрадостно.

− Ну? Что вы можете сказать?

Олег родился от смешанного брака русской и пакистанца. Отец, Саиф Наваз, учился в Москве на терапевта и проходил практику в одной из вологодских больниц, где состоялось знакомство с медсестрой, польстившейся на эффектного иностранца. Саиф был носатым, усатым и щедрым. К тому же − отпрыском семьи, причислявшей себя к пенджабской аристократии и перенявшей у британских колонизаторов снобизм, высокомерие и чопорность. На одной из семейных фотографий, попавших в досье, он красовался вместе с супругой, Серафимой Петровной. В молодости она выглядела крутобёдрой сиреной, которой не стыдно было бы украсить бушприт корабля эпохи Великой армады. Но с годами растолстела и обрюзгла.

Допускаю, это было одной из причин, почему прожив десять лет в браке и родив сына, Саиф затосковал по родным пенатам. Жизнь в Вологде утомляла однообразием и отсутствием перспектив. А Наваз, как выяснилось, любил перемены. Супруга не протестовала. Она увлеклась бизнесом − держала несколько ларьков, а когда дело пошло на лад, открыла продуктовый магазин. Финансово не зависела от мужа и вообще от него отдалилась.

Разведясь, он вернулся домой и занял уважаемое и хлебное место – главного санитарного врача Кашмира. Росчерком пера мог закрыть любое предприятие или организацию, так что деньги к нему текли рекой. В невестах недостатка не было, и Наваз заново женился ‒ трижды, уже не разводясь. Местные законы позволяли, была бы возможность содержать разных супруг.

Однако в Пакистане началась борьба с коррупцией, счета Саифа арестовали, и он спешно покинул родину, а заодно и всех жен. Нашел пристанище на британских берегах, где подыскал очередную пассию – богатую аристократку с лошадиной мордой. О своей первой жене и сыне не вспоминал. Вплоть до того момента, когда ему понадобился надежный человек, чтобы возглавить созданную им неправительственную организацию. Она занималась борьбой с последствиями стихийных бедствий в Пакистане и распределяла миллионы фунтов для пострадавших. Недурной куш для ловкого человека! Чтобы урвать его, да еще поделиться с лоббистами, следовало поставить во главе НПО своего человека. Вот и вспомнил о сыне.