Это было как неизлечимая болезнь, вроде СПИДа, о существовании которой ты, разумеется, знаешь из телевизора и газет, но даже помыслить не можешь о том, что подобное случится с тобой. Нинку не удивляло, что вокруг все рушилось, летели обломки чужих судеб, подруги регулярно звонили, рыдая в телефонную трубку, а в судах шли безостановочные процессы разводов. Суд такого-то района постановил, что вы – больше не жилец. По крайней мере с этим человеком. Ну и что с того, все это не про нас. Мы – зрители, что бок о бок сидят на мягком диване и, лузгая семечки, смотрят бесконечный телесериал о жизни других. Нинке казалось, что Семенов был всегда, она с трудом помнила жизнь до него. Они столько вместе пережили, что срослись мозгами и душой похлеще, чем иные сиамские близнецы. Ей казалось, что они смотрели на жизнь глазами единого существа, и невозможно было даже представить, что твой второй глаз вдруг переползет на затылок и станет заглядываться на особи другого пола.

Нинка верила своему мужу больше, чем себе и это, как объяснил ей психолог, было большой ошибкой. От доктора она узнала, что, оказывается, мужчины меняются каждые семь лет. Вот так у них, согласно теории, обновляется суть. Психолог заливал что-то на тему, как у человека регулярно меняется все – кожа, волосы, молекулы. С чего вы решили, что ваш партнер останется навсегда таким, как в день свадьбы. К сожалению, это физически невозможно.

Нинка помнит, как сидела у врача в тихом шоке. Почему мама не рассказала ей про ЭТО? Про то, что, проснувшись однажды утром ее дочь найдет у себя под боком незнакомого бородатого хмыря. При этом Хмырь находится в состоянии полной амнезии, словно вернулся контуженным с войны. Муж не помнит ничего хорошего или хотя бы просто интересного о былых супружеских годах. Более того, этот человек искренне недоумевает, что он тут делает и для чего ему семья. Вроде бы все как обычно – Семенов уходит на работу, целует дочь перед сном, пылесосит по воскресеньям ковер, но при этом «чужой» внутри него растет и ширится. Он нашептывает ему волшебные сказки об иных мирах, где волоокие нимфы ждут его в свои объятия. Где все ярче, острее, волшебнее. Где его любят и хотят.

Тут Нинке, скрипя сердцем, пришлось признаться психологу, что Семенов никогда не ассоциировался у нее с сексом. Может советские родители подали пример бесстрастных и целомудренных отношений. А может темп жизни в мегаполисе оказался быстрее, чем их пара гнедых могла осилить. Один черт уже разберет теперь почему их упряжка так и не выгребла на финишную прямую – спокойную и беззаботную старость. Ближе к ночи Нинка и Семенова, как правило, были вымотаны до предела, и любовь в постели у них случалась крайне редко, в большинстве случаев так, для здоровья. И Нинка, по наивности думала, что это в порядке вещей. Что так после свадьбы у всех. Ведь человеком, как известно, руководит сексуальная энергия, и если ее направить в другое, более полезное русло, то она принесет неплохие плоды. Нинка была уверена, что ее взгляды разделял и сам Семенов. Работа занимала весь его мужской потенциал, в кровати регулярно ночевали мобильный телефон с ноутбуком, а для Нинки, со временем, там практически не осталось места. Задумываться над этим процессом вытеснения у нее особенно времени не было, потому что вскоре после свадьбы родилась Сашка, и первые три года с момента появления этого маленького чудовища, прошли будто в коме. Сашка была тем ребенком, от которого любой человек начинал сходить с ума. Когда ей был всего лишь год, они с Семеновым насмерть разругались, споря, кто будет мыть полы, а кто сидеть с ребенком. Оба безумно хотели мыть полы, потому что лишние пол часа с дочерью означали полное физическое и эмоциональное истощение на весь оставшийся день. Каким образом грудной младенец умудрялся заставить весь мир вертеться вокруг него, до сих пор остается для Нинки загадкой. В четыре года Сашка доводила всех до умопомрачения своим песнопением. Время от времени ребенок начинал орать странные песни, в жутком звучании которых даже сам Пельш не угадал бы ни одной мелодии. Это происходило в тот момент, когда Нинка обращала свое внимание на кого-нибудь, кроме дочки. Даже если это была соседка, с которой Нинка, спускаясь вниз по лестнице, на секунду зацеплялась языками – Сашка начинала свою «волчью песнь», и все сразу разбегались от них как от чумных. Чего, впрочем, девочка, и добивалась. Еще будучи несознательным младенцем, Сашка свила у Нинки на голове гнездо, основательно туда заселилась и теперь не собиралась без боя сдавать захваченные территории. Самый кошмарный случай произошел, когда Нинка впервые выехала за границу в Турцию. Первый раз в жизни она смогла ощутить, что такое настоящий курорт с рекламной картинки. Вылизанные пляжи, чистое как вода в стакане, Средиземное море, шикарный номер и еда в любых количествах за шведским столом. И хотя Нинка сама выросла на море, их городок, ни шел ни в какое сравнение с заграничным отдыхом. Тем более, что Нинка была южанкой. Для них, жителей побережья, туристический сезон был чем-то вроде страды, тяжелой работой в индустрии отдыха и развлечений. За те четыре месяца, что остальное население страны находилось в отпуске, местным надо было любой ценой заработать деньги на весь оставшийся год. После распада СССР город так и не оправился от безработицы. В то время закрыли копировальную фабрику и рыбзавод, и теперь всем приходилось как-то выживать. Поэтому практически каждая семья сдавала летом отдыхающим комнаты и квартиры, любые свободные халупы и курятники, по возможности переезжая на лето к родителям или ютясь в одной комнате со стариками и животными.