–Ты понимаешь, о чем я говорю?

– Да, и я хочу, чтобы ты вызвала такси. У меня очень много дел.

Нинка всегда знала, что Туська, как и вся ее родня немного «с прибабахом», поэтому никогда особо не обращала внимание на ее странные слова или выходки. В их городке о семье Туськи ходило много сплетен. Говорили, что ее мать – потомственная ведьма. Тетя Эмма, с ее армянскими иссиня черными, чуть на выкате глазами, отлично гадала на картах, но больше, по ее словам, ничего не умела. Она ни раз повторяла, что будь у нее хоть сотая доля дара матери, она бы давно зарабатывала миллионы на телевидении. А может и в ФСБ взяли. Про «черный глаз» тети Эммы впервые заговорили, когда Туськин муж-садист сразу после ее побега, упал со скалы и разбился насмерть. Поговаривали даже, что родители Туськи наняли убийцу, который столкнул бывшего зятя в пропасть, но доказательств не нашли. Кроме этого, следователи зафиксировали, что Окопян на момент гибели был чертовски пьян.

Нинка относилась к Туське снисходительно, как к деревенской неотесанной родне, но все же любила ее. Друзья детства – это наши родственники, а родственников, как известно не выбирают. Нинка не обращала внимания на слухи, которыми маленькие города, как известно кишат, хотя и отдавала себе отчет в том, что семейка подруги, мягко говоря, странновата. Понимала Нинка и то, как сильно изменилась она сама с момента приезда в северный город. С каждым днем она все больше вязла в том, что Туська называла «городская слизь», но ничего не могла с этим поделать. Новая жизнь диктовала новые правила. Молодая женщина знала, что многие завидуют ей и даже кичилась этим. Девчонки на работе с радостью бы поменялись с ней местами – недавно приехала из деревни, а уже руководила целым отделом. Многие ведь по десять лет такое место высиживали, а некоторые сотрудники ждали своего звездного часа всю жизнь, да так и остались ни с чем. А тут бац, оказалось, что Нинкин муж знает учредителя журнала. Пару рюмок виски в баре неподалеку и – Нинка на следующий день стала их начальницей. Ее дорогой японский джип на стоянке, мозоля всем глаза так, что однажды кто-то не удержался и разбил железной палкой лобовое стекло. Не ради того, чтобы украсть что-либо, а так, для социальной справедливости. Чтобы выскочка-лимита нос высоко не задирала. Коренные петербуржцы всегда готовы принять приезжих с распростертыми объятиями, если те бедствуют. Они готовы жалеть и сочувствовать неудачникам, алкоголиками и даже ворам. Город Достоевского не любит богатых и успешных – среди желтых облупленных стен старых домов, они выглядят безвкусно. Так в деревянном доме смотрится хрустальная люстра с золотыми канделябрами. Здесь понимают пороки, лечат душевные раны, уступают место в метро инвалидам и старикам, но люди не готовы к тому, что кто-то въедет в их жизнь на огромной тачке с движком 4.0 и будет учить уму-разуму. Такой все вокруг воспринимали Нинку, кроме разве что Туськи.

Увы, Нинка не умела, да и не любила жаловаться. В Питере она забыла, что такое разговор по душам. Новая высокая должность мешала ей общаться, будто дорогие и неудобные брекеты, клацающие на зубах. Постепенно она перестала пускать кого-либо в свою жизнь. Сидя по вечерам на мягком дорогом диване, Нинка сама с трудом уже вспоминала, какой была ее жизнь до того, как бабло посыпалось на них из рога изобилия, словно золотой дождь на Данаю. Быстро забылись прошлые печали и потери, и новая сытая жизнь теперь была единственной неизменной реальностью для молодой женщины. Да, раньше всякое бывало. Когда-то жизнь била ее по щекам с таким размахом, что многим и в страшном сне не приснится. Туська может сколь угодно пугать ее питерскими призраками, она и сама знакома с ними не понаслышке. Психолог, которого теперь регулярно посещала Нинка, велел ей срочно все выкинуть из головы. Человек не может жить без мифологии, но не надо путать сказки и быль. После этого Нинка целиком и полностью погрузилась в быль, наглухо захлопнув все нежные органы чувств. И все же, все же. Туськин рассказ про бабку-медиума снова приоткрыл небольшое окошко в склад ее памяти. Что-то екнуло внутри. Как будто на пол заброшенного дома упали ключи – противно-звонко, подняв столб пыли.