После того как Чужой шибанул ее так, что Семенов вызывал скорую, нинкиной семье пришлось срочно подыскивать новое жилье. Все хорошие квартиры приезжие разобрали еще летом, выбора почти не было. В результате, новый дом был еще трухлявее предыдущего – яркий образец старого фонда, в котором на глазах разваливается все, начиная от качающегося в разные стороны, будто флюгер, унитаза и заканчивая осыпающейся, стоит только кашлянуть, штукатуркой. Ванная комната в этой квартире выглядела ужасно – ржавые подтеки по стенам и на потолке, трещины в самой чаше, которую окружал со всех сторон покрытый черной паутиной времени полусгнивший советский кафель.

– Мама, мама, иди сюда скорее. Тут мыська, мыська какает, – радостно кричала Сашка из ванной комнаты. Нинка с тапком в руке примчалась на зов. Внутри ванной, около слива сидела крыса и демонстративно гадила. Новые жильцы нисколько ее не смущали, она закончила свои дела и быстро свалила. Все вокруг было ветхим, вонючим и отвратительно старым. Но Нинка радовалась уже тому, что не умрет однажды, корчась под водой от разряда электричества, пока питерские духи радостно делят ее душу. Если крыса и была очередным городским приведением, то, судя по всему, вполне себе безобидным.

Бедная Нинка красила стены, белила потолки и не подозревала, что в новом доме ее ждет испытание посильнее, чем Чужой в ванной.

Их соседом по лестничной площадке был очень старый, благообразный дедушка, на вид – ровесник дореволюционного дома. Когда он поднимался по ступенькам вверх, казалось, будто движется не человек, а тень прошлого. Аркадий Петрович был вежлив и галантен. Он разговаривал таким удивительно красивым русским языком, который Нинка раньше никогда не слышала. Ей нравился звук его голоса. Она слушала старичка, как старинную музыку, часто не вникая в суть сказанного. Иногда они сидели у него на кухне и пили чай с кизиловым вареньем. Приглушенный голос соседа звучал так волшебно, будто за стеной играли на клавесине. И молодая женщина искренне радовалась тому, что впервые с момента их переезда в этот болотный и ветряный город, на ее пути попался человек, который столь искренне и душевно к ней отнесся. После небольшой городка, где все вместе росли и дружили, так странно было заходить в каменный подъезд, напоминающий тронный зал средней руки, и никого там не знать. И почти ни с кем не здороваться. Бегом-бегом домой, в убежище.

Аркадий Петрович подарил Сашке подборку детских книг с красивыми иллюстрациями. Когда-то он работал в гимназии учителем, прекрасно знал мировую литературу, владел помимо английского еще пятью языками. Всю жизнь он обожал и боготворил одну женщину, которая когда-то его бросила. Он не любил об этом говорить, но вскользь упоминал, что его возлюбленная была певица, которая после революции иммигрировала во Францию. Личная жизнь у нее, как и у него, не сложилась, вдобавок она заболела, потеряла голос и, находясь в состоянии глубокой депрессии, покончила с собой.

Ее портрет Нинка видела один раз, когда зашла к соседу попросить перевести небольшой текст. Они делали для журнала подборку о коктейлях и нашли в интернете необычные рецепты на английском языке. Через приоткрытую дверь, ведущую в спальню, она увидела картину, которая стояла на полу. Рядом с женским портретом лежали засохшие цветы, свечи, какие-то письма. Этакий алтарь неразделенной любви. Женщина на картине была похожа на ангела. Увидев ее любопытный взгляд, старичок аккуратно прикрыл дверь и ненавязчиво увел гостью на кухню.

Нинка искренне радовалась их дружбе. Но однажды Нинка поняла, что в их квартире опять творится неладное – каждое утро у нее болит голова, днем подташнивает, а Сашка, известная своим бешенным темпераментом, ходит как сонная муха. Единственный, кто чувствовал себя мало-мальски нормально был Семенов. Скорее всего потому что часто мотался в пригород по работе, периодически оставаясь там ночевать. В тот день его тоже не было.