Встал в центре круга, обвёл взглядом своих людей — встревоженных женщин и девушек, хмурых парней, заспанные детские мордашки. Все смотрят на него, ждут, что он скажет. Когда-то он отказался принять звание старейшины (и правда — какой старейшина в четырнадцать-то лет), тогда его стали называть вожак и командир. Вожак — волчье какое-то словечко. Правильное. Сейчас клан Рыси больше всего напоминает волчью стаю, а волки своих не бросают.

Несколькими короткими фразами Соловей обрисовал ситуацию. С Рином оставался он сам, Тай, Лил и Зорка. Остальным приказал срочно собираться и двигать к тёплому источнику, в одно из зимних убежищ в горах.

Когда он говорил так, спорить ни у кого желания не возникало. Рысята собрались в рекордные сроки. На сбор шатров не стали тратить время, взяли только еду и одежду, сколько можно увезти верхом, без вьючных лошадей.

— Кер, головой отвечаешь, — напутствовал его в дорогу Соловей, — увидишь талассцев, не нарывайтесь, ты не один.

— Сам знаю, не дурак, — Кер подобрал поводья. Он до сих пор ещё не решил, гордиться ли возложенной на него ответственностью или сердиться, что Соловей отсылает его с малышнёй.

После их отъезда в лагере стало тихо и пусто. Непривычно. Тай и Лил завались спать после ночного дежурства, Зорка меняла повязки Рину. Тиана тихонько сидела у входа в свой шатёр. Ну, хоть оделась нормально и расчесалась. На чучело больше не похожа. Ей Соловей никаких распоряжений не давал, и кто бы сомневался, что она останется. Раздражение к принцессе мешалось с жалостью. Кто бы ещё пару дней назад сказал ему, что он будет жалеть принцессу Таласса, вот бы он тогда посмеялся. А сейчас как-то совсем не смешно.

Ладно, Соловей поднялся, отряхнул штаны — пока парни спят, охранять лагерь придётся самому. И серых попросить помочь. Без них теперь никак.

К вечеру Рин пришёл в себя, но даже подняться самостоятельно не смог. Соловей ходил мрачнее тучи — серые братья видели в лесу людей. Пока ещё далеко, но добраться сюда — вопрос времени. В который уже раз Соловей пожалел, что среди Рысей не осталось целителей. Тех познаний, которыми владела любая женщина клана, хватало, чтобы лечить зимние простуды и не слишком серьёзные раны. А сейчас… Они даже не знают, что с Рином. Те раны, что видны, тяжёлыми не выглядят, а он подняться не может. Талласцы что-то повредили у       него внутри. И кто знает, не сделают ли они хуже, если сейчас посадят Рина на коня. Хотя кого он обманывает, конечно, сделают. В таком состоянии нужно лежать, а не трястись в седле.

«Ещё один день, — решил Соловей, — ещё день, и уходим, дальше ждать нельзя».

Тиана весь день, весь этот длинный, жаркий, суматошный день не могла выкинуть из головы пленного талласца. Сперва она испугалась. Первая мысль была, что за одним рыцарем явится целый отряд, её «спасут», вернут во дворец. А там… Там не будет ничего хорошего.

Потом своей вспышкой испугал Соловей, от него она не ждала жестокости. И полное равнодушие Рысей к судьбе пленника неприятно удивило. А сам пленник стал казаться знакомым.

Конечно же, она видела его при дворе. Не могла не видеть. Ведь обязанность принцессы посвящать в рыцари юных отпрысков благородных семей. Правда, она никогда не вникала, кого и за какие заслуги посвящает. Всё это решалось без неё. Она просто вручала белый пояс, касалась драгоценным тонким мечом плеча кандидата и произносила давно зазубренные и ничего для неё не значащие ритуальные слова.  

А сейчас она вспоминала лицо пленника и пыталась вспомнить его имя. Не получалось. Но один из безликой толпы придворных аристократов внезапно обрёл человеческие черты — растрёпанные светлые волосы, отчаянные глаза, синяк на скуле и разбитые губы.