– Тише, всё хорошо. Лежать! – Сама поразилась безжизненному голосу. Дотронулась до его ладони, фиксируя температуру тела и пульс на лучевой артерии. Первую помощь я оказала, но дальнейшая реанимация должна проводиться медицинскими работниками. А я вообще не знала, где мы находимся. Телефон разрядился. Меня укачивало, словно на виражах гигантской карусели. «Надо добраться до машины…», – анализируя наше положение, старалась сохранять глаза открытыми, а разум – ясным, но проигрывала и только коченела.

Сильный порыв ветра заставил поёжиться и обратить внимание на пациента – легко одет. Подавив неприятные предчувствия, пришлось выступать в качестве временного обогревателя. Сомнений в его отрицательной реакции не было. Авторский императив: «Я в этом не участвую», – был красноречив. Игнорируя осознание самодискредитации, я аккуратно укладывалась на холодной груди:

– Дыши. Сейчас станет теплее, – чувствуя, что иррационально уменьшаюсь до беспомощного, слабого комочка, я хлюпала носом на его раздающейся груди и, неся бред о своём сожалении, старалась облегчить душевные терзания: «Мало Марка? Теперь Гордон». Его ладонь теплела и приобретала природную эластичность. Я контролировала пульс. Но в этом уже не было необходимости. Грудь вздымалась увереннее, ритм сердца доносился всё отчётливее, температура приходила в норму. Стараясь не бередить своё пошатнувшееся сознание, на веру приняла и изменения в размерах, которые тоже возвращались к естественным параметрам.

– Я сделала всё, на что способна. Прости, у меня нет сил. Выпадаюу-у…

По щекам текли слёзы, тёплая струйка бежала по подбородку и обагряла шерсть пуловера. Мгновение, и проваливаюсь в пустоту…

– Возвращайся! Слышишь? – Его далёкий рык пробивался через толщу помех. Интонация и непереводимый мат говорили о нервном срыве. – Почему я весь в твоей крови? Что ты сделала перед тем, как потерять сознание? Это важно! Говори!

– Ре-а-ними-ровала. – В ушах акустика, усиленная эхом. Взволнованный голос пробился через слуховые галлюцинации и стал ближе, в нём сквозило неверие:

– Ре-а… Что?! Да как это?

– Элементарно. Ты был без сознания.

– Был. Да! – Он потерял всякое терпение. – Что именно ты сделала?

– Прекардиальный удар, непрямой массаж сердца и… – Я силилась закрыть лицо руками, но тело меня не слушалось. – И искусственная вентиляция лёгких.

– Ты, – он запнулся. – За меня дышала? Рот в рот?! – С досады я закусила губу. И меня оглушил рёв негодующего зверя. – Никогда! Запомни! Никогда! Без моего согласия никаких контактов! Тем более… Аа-а! Я же мог убить тебя!

– Убить?! Ого! Не думала, что настолько задену твои чувства. – Я проглотила истеричный ком и с возмущением обнаружила себя в «удерживающей» хватке собственника. Словно ужаленная, подскочила и абстрагировалась от него горькой усмешкой. – Да не пользовалась я моментом! Это было единственным решением.

Голова снова закружилась. Я прикрыла глаза, и получила позорный выговор:

– Зачем ты рисковала? – На запястье сошлись тиски.

– Рисковала? Чем? Вернуть к жизни собственного инквизитора? – Стряхнула его руку, без манер утёрлась рукавом, неуклюже поднялась на нетвёрдые ноги и пробормотала под нос. – Пожалуй, под таким углом я недооценила свои риски.

Он сорвался так, что заложило уши:

– Собою! Твою мать! Будь моя воля – ты даже в моей жизни бы не родилась!

Меня повело, но соскользнуть на жнивьё не позволил скрученный рулоном скирд сена.