Наивысшего расцвета усадебное зодчество в районе Ливадия-Мисхор достигает в 1895–1920 гг. Ранее малообитаемый, скалистый берег моря превратился в лесопарковую зону, с включениями субтропических парков, с дворцами и экзотическими растениями, протянувшуюся на 12 км вдоль моря. Внуки и правнуки Николая I на первый план выдвинули перед архитекторами иные эстетические задачи, требуя большей, чем ранее, парадности, репрезентативности дворцовых комплексов[107].

Усадебное зодчество данного района (на этом этапе), по мнению специалистов, несмотря на своеобразие каждого объекта, есть целостное художественное явление. Южнобережная усадебная архитектура, при всем ее многообразии и противоречивости, восхищала юных Великих князей, давала пищу воображению, создавала комфортное ощущение бытия в этом необыкновенно привлекательном уголке южного Крыма.

Об Ильинском речь пойдет далее. А сейчас – о Ливадии, где жизнь Великого князя была праздником. «Нигде, кроме разве Ильинского, – замечает автор архивной рукописи, – не приходилось ему проводить столько времени с родителями, сколько он мог проводить в Ливадии»[108].

Чтобы представить себе образ жизни Сергея Александровича в Ливадии, достаточно обратиться к дневнику его главного воспитателя Д. С. Арсеньева «Осень в Ливадии, 1866». День девятилетнего Великого князя начинался с обливания холодной водой комнатной температуры, далее – умывание, молитвы, чтение Евангелия, что в общей сложности составляло 45 минут. 7.45-8.45 – прогулка в саду с братом. С 9.00 до 10.00 – первый урок. С 10.00 – купанье в море и урок гимнастики. 12.45–13.45 – второй урок. 14.00 – обед, затем до 15.30 – свободное время. 15.30–16.00 – урок музыки. С 16.00 до 19.00 – прогулка верхом или в экипаже. 19.00 – ужин, затем чтение вслух. 20.00 – молитвы, сон.

Разумеется, в период ливадийского отдыха не было оснований для резких конфликтов между воспитателем и его августейшим учеником. Но достоин внимания тот факт, что Д. С. Арсеньев использовал в воспитательных целях каждую ситуацию для постоянного движения Великого князя к нравственному совершенствованию. Так, однажды после посещения в Кореизе вдовы наместника княжны Горчаковой Великий князь, вслушиваясь во французскую речь княгини, сказал воспитателю: «Я слышал, она сказала, что я красив». Арсеньев очень деликатно, но серьезно поправил своего питомца: «Она сказала только, что Вы милы, и это правда, потому что Вы были очень вежливы с ней»[109]. Этот небольшой диалог учителя и ученика свидетельствует о том, что воспитатель умел тактично указать Великому князю на грех гордыни. Арсеньев наказывал Сергея Александровича за непослушание, но всегда без гнева и раздражения. Воспитатель был особенно строг, если своим отношением к молитве Великий князь нарушал непреложный завет императрицы.

Однажды Арсеньев заметил, что Великий князь без внимания читал предобеденную молитву, а послеобеденную – с явным небрежением. Воспитатель поручил камердинеру немедленно увести Сергея Александровича, который заплакал и просил прощения. Но Арсеньев был строг и советовал подумать. Через некоторое время воспитатель пришел к своему воспитаннику и имел с ним долгую, серьезную беседу, напомнив, «как много для него сделал Господь, как грешна неблагодарность к Богу»[110].

В день рожденья Арсеньева Великий князь заказал для своего воспитателя пирог, два букета и маленькие приятные вещицы. Арсеньев пишет, что, несмотря на огромную радость, перед обедом «я должен был посадить его в угол за то, что он хотел без позволенья съесть кусок малиновой лепешки»