Какая бурная реакция!

То, что нужно.

Кир и сам шумно выдыхает. Даже не заметил, что переставал дышать.

Черт, как хорошо.

Словно чистый кайф по венам.

Он снова откидывается на спинку стула, пока она смущенно озирается по сторонам: ведь в такого рода ресторанчиках публика не приемлет столь бурное проявление эмоций.

– Ну, ладно. Так и быть. Давай попробую еще раз. Ты ехала в клуб, заранее зная, с кем встречается подружка. Собственно, поехала ты вовсе не знакомиться со мной. Хотела подставить? Ты отлично подготовилась. Знала про наркоту еще до подслушанного разговора. И знала: мне насрать. Ни один клуб не зарегистрирован на меня. Я в них – никто. Официально меня там нет – и этим ты меня не прижмешь. Зато домогательство… О, в свете последних тенденций и моей, – он прочищает горло, – репутации… Тебе бы легко поверили. А тут еще и камеры. Ты ведь не подошла ко мне, предлагая себя. Ты ждала, когда в объектив зайду я, да? А дальше, – Кир пожимает плечами, – дело техники.

Вот и все, сучка.

Можешь ничего не говорить.

К ее счастью, после его охренительно долгой речи приходит официант.

Ее холодный кофе в высоком бокале с бумажной трубочкой опускается на стол. По запотевшему стеклу ползут капли воды; кубики льда еле слышно звенят на дне; пышная шапка из взбитых сливок, украшенных тонкими нитями карамельного сиропа, выглядит так, что хочется съесть ее ложкой.

Он дает ей время прийти в себя для следующего раунда.

Стоит Василисе перевести дыхание, как Кир продолжает: внимательно наблюдая за выражением и без того обескураженного лица, он набирает на средний палец немного сливок.

И подносит руку к губам.

Сладко. И да. Сироп карамельный.

И ни капли отвращения на милом личике. Пусть Василиса сидит, не шелохнувшись, пусть все еще тщательно – просто мастерски, если уж быть честным – скрывает истинные эмоции, Кир их чует. Видит.

Видит совсем немного – на миллиметры – приоткрывшиеся розовые губы.

Видит, как румянее становятся – нет, не щеки – кончики ушей! Собранные волосы явно не способствуют ее защите.

Видит, как она смотрит на его губы.

Просто смотрит.

О, дорогая, я знаю этот взгляд.

И давно ли, интересно, ты борешься сама с собой?

Поэтому бежала из города?

– Интересный способ ты выбрала… – Не встречая сопротивления ни в речах, ни в мимике, ни в эмоциях, он снова набирает сливки средним пальцем. – Какая жертвенность! С ума сойти! А знаешь, что? Я ведь могу сделать то, что ты так хочешь. Прямо сегодня.

Мог бы, вообще-то.

Хоть прямо сейчас.

Пригласи она его в номер.

Или номер может снять он.

Никольская сглатывает.

Конечно, ей нечего сказать. Понимает ли она, что ее раскусили? Да, возможно.

Готова ли она признать поражение? Конечно нет!

Боже, как же он этим упивается!

– О чем… – Василиса так старается! Изо всех сил старается взять себя в руки, – …ты?

– О свидании, на которое Карина сейчас собирается. Хочешь? Знаешь, что я ей скажу прямо во-от за тем столиком на террасе? Тебе понравится. – Кир усмехается, наблюдая за ней.

Черт, он сам возбуждается от игры больше, чем предполагал.

У него были самые лучшие девушки. Всех их Кир считал прекрасными. Даже те девицы, что соглашались на обслуживание клиентов в привате с продолжением, были особыми нимфами в его понимании.

Почти как куртизанки Венеции. Они дарили удовольствие мужчинам и женщинам – и это уже дорогого стоит.

И уж лучше они, чем те, образец которых сидел сейчас прямо перед ним, сгорая от стыда за свое скромное плотское желание.

Будто переспать с ним – все равно что сознаться в убийстве младенцев.

Да. Дочери адвоката, способного разрушить за свою девочку всю его теневую сеть бизнеса, у Кира еще не было.