И Воронову оставалось только спровадить Карину.

Игра продолжилась.

– Салат с теплым сыром и карамелизированной грушей, пожалуйста.

– Что-то еще? Может фреш или наш фирменный морс?

– М-м. Айс-латте.

Официант забирает меню и, вежливо улыбаясь девушке, уходит, оставляя их наедине.

Золотые лучи закатного солнца заливают камерный ресторан с панорамным видом на территорию отельного комплекса. Ухоженные газоны, неспешно прогуливающиеся по узким дорожкам постояльцы и синева Финского залива на горизонте, тихое мелодичное звучание саксофона – все это должно успокаивать и расслаблять.

Василиса принципиально смотрит только в окно, барабанит пальцами по белой столешнице.

Кир едва открывает рот, как она вдруг, все также глядя в окно, сухо задает вопрос:

– Что ты здесь забыл?

Он улыбается. Уверен – боковым зрением она заметит.

– Приехал к девушке, вообще-то.

– Ненадолго же тебя хватило.

– Что?

Василиса наконец-то разворачивается к нему лицом. В ярком закатном солнце ее глаза сверкают тем зеленым оттенком, что напоминает ему о молодой траве. О свежих, омытых питерскими дождями листьях на липах. О Ее Величестве Весне.

– Боялся, что я расскажу ей? – Она закидывает ногу на ногу под столом. Качает стопой. – Или так приспичило?

Она волнуется.

Хорошо. Очень хорошо.

Воронов усмехается. Облизывает губы. И смотрит на нее, едва сдерживая улыбку.

– Не заметила, чтобы я как-то смешно пошутила. – Растерянность, которую девушка отчаянно пытается скрыть за самоуверенностью, все же проскальзывает в голосе.

Кир отвечает не сразу. Откидывается на мягкую спинку стула. И теперь уже очаровательная улыбка расцветает на его губах.

Он и так позволял ей вести слишком долго.

Смена карт, милая.

– Я не уточнял, к какой именно девушке приехал.

От него не укрывается, как Василиса замирает на непродолжительное время. В ее глазах лишь на миг что-то мелькает, но она тут же отводит взгляд, моргая. Открывает рот. Но ничего не произносит.

Ядовито усмехается – только вот его больше не трогают ее ужимки.

Что же. Ладно.

Кир бросает взгляд на наручные часы – бег механических стрелок слишком быстр.

– Давай на чистоту. У нас минут пятнадцать, пока Карина готовится к чудесному свиданию.

Василиса вскидывает подбородок. Ее растрепанный пучок светло-пшеничных волос напоминает ему о полупрозрачных золотистых нимбах, что окружают головы святых и ангелов на коллекционных полотнах художников ушедших эпох.

Но Кир уже практически уверен – перед ним вовсе не ангел.

Точнее – падший, порочный, почти соблазнившийся запретным плодом ангел. Нужно лишь подтолкнуть ее к этому падению.

А падать вдвоем будет куда веселее.

– Переживаешь за нее, да? – Теперь Кир наклоняется над столом вперед. Будто собирается поделиться секретом.

А Василиса снова не отстраняется. Ровная осанка, прямой взгляд, едва заметное покачивание ногой под столом – натянутая струна ее нервов пусть неотчетливо, но проявляется во всем.

Ее самоконтролю можно позавидовать: даже дыхание остается ровным.

Но вот глаза… Глаза говорят ему слишком много.

– Когда рядом такие типы как ты, да. Есть повод.

Кир упирается руками в стол. Чуть приподнимается и нарочито тихо, так мягко, как только может, спрашивает:

– И именно поэтому ты решила взвалить на себя тяжкий груз той, с кем я ей изменю?

Секунда.

Две.

Уверен, в ее глазах он видит их. Вспотевших, запыхавшихся, движущихся в унисон и загнанных, словно породистые лошадки на скачках.

Ведь ему, мать его, не может все это казаться!

На третьей до Василисы доходит смысл.

– Что?! – Звонкий девичий голос звучит чуть громче, чем положено в таком заведении; она все же отшатывается так резко, что стол трясется. – И давно у тебя галлюцинации?!