* * *
Лорка влетела в хату, бросив корзину с бельем в сенцах. Юркнула в комнату, где, отгороженные навесной ширмой, стояли две кровати, ее и Томаша. Была в комнате еще одна, родителей, но как мамы не стало, отец на печь перебрался и в комнату почти не ходил. Было за ширмой два сундука. В одном Лоркино приданое лежало и одежка нарядная к праздникам, в другом нижние рубашки и другое всякое, и Томаша рубашки с портками тут были, пока дите еще. Книжка была под братниными одежками, но Лорка про книжку не вспомнила. Переоделась быстро и косу переплела. Наспех кривовато вышло, да и пусть.
Когда Страж вошел, она уже ждала у порога с ковшиком холодной воды и чистым полотенцем.
Обе двери, что в сенцы, что в хату, были нараспашку, и Лорка видела замершего у крыльца отца и стоящего рядом Томаша. Глаза у брата были круглые, что сливы, и брови задрались, так ему любопытно было. Хорошо, рот не открыл.
— Войди, тин элле, будь гостем сейчас и другом после[6], — сказала Лорка на элфиен’рие и ковшик протянула. Страж, забывшись, куда и зачем пришел, взял, маску приподнял, губами к краю приложился и замер, потрясенный, но уже успевший коснуться поднесенной воды, а потому предостережение, прозвучавшее сзади, опоздало. Теперь он не мог причинить вреда роду, принявшему его в своем доме, ни словом, ни делом.
— Кто тебя научил это сказать! — серебро смотрело на Лорку черными провалами, когтистая латная перчатка сгребла за ворот и приподняла над полом. Это тот, другой, что шел следом. Маска глушила звуки, и голос элфие звучал почти как человеческий. Почти, потому что все внутри онемело, и затылку было холодно, словно в Лоркиной голове копошился кто-то склизкий.
— Отвечай, — и встряхнул. Высокий, плечи широкие. Лорка против него, как мышь была. Она моргнула и попыталась ответить, только из сдавленного воротом горла один сип вышел. Тогда ее отпустили.
Лорка покосилась на первого, того, который воду из ее рук взял. Элфие застыл у распахнутой двери и руку вытянутой держал поперек входа. В сенцах стоял отец с белым лицом, кулаки его были сжаты и вены на шее вздулись, ярился, а поделать ничего не мог.
— Говори, — велел, словно в прорубь макнул.
— Никто, — пискнула Лорка, — сама.
Но Стражу уже было все равно. Он окинул взглядом хату, и хоть маска на нем была, Лорке показалось, что элфие поморщился брезгливо. Оглянулся на другого Среброликого и что-то зло сказал. Лорка таких слов не знала.
— Выйди, — сказал он, и она юркнула к двери, прошмыгнула под рукой и прижалась к отцу.
Тот выдохнул и будто обмяк, тяжелая ладонь прошлась по макушке:
— Во двор иди, к малому.
Лорка кивнула, а выходя, оглянулась и увидела, как второй Страж, опять говоря непонятные слова, — ругался, наверное, — открыл дверь в комнату пинком ноги. Потом она уже была на крыльце, и в юбку клещом вцепился Томаш.
За изгородью стояли. Свои, весковые. Лорка узнала тетку Юну, бондарь и его рыжие дочки тоже были, и Цвета, и Гринь с двумя дружками. Можно подумать, тут скоморохи приехали… Еще бы семки лузгать начали… А бабка Лилья, вредная и злоязыкая, как раз и лузгает.
— Лорка, что там? — шепотом спросил Томаш, он испуганно прижался к боку, а одним глазом все одно через раз в хату зыркал, но в сенцах отец стоял, и видно ничего не было. Только слышно.
Страж не деликатничал, переворачивая лавки и в сундуках роясь, что-то падало, звенело и раскатывалось, и будто разбилось что-то. Будет потом работы порядок наводить. Затем все стихло. Странная то была тишина. Будто только для нее, Томаша, отца и Стражей, что в доме были.
Первым вышел отец и встал рядом. Лорка потянулась, не глядя, и взяла его за краешек рубахи, страшно было и хотелось к кому-то большому и сильному припасть, вот как Томаш к ней. Но она не стала.