Слезы тонкой струйкой потекли по щекам. Я почувствовала слабость и ухватилась за Глеба, отворачиваясь от могилы. Глеб докурил сигарету и выбросил окурок, но я уловила слабый запах табака и пива, исходящий от него.

– Лиза, вам плохо?

– Я не могу поверить. Это невозможно.

– Смерть всегда сложно принять.

– Я не понимаю, как вы можете быть таким спокойным? Он был вашим другом!

– Внешне так не кажется, но мне тоже тяжело. Мы редко виделись в последнее время, но все детство и юность провели вместе. Он был мне как брат.

– Когда сделана эта фотография на кресте?

Шандор на ней был совсем не похож на себя. Я никогда не видела, чтобы он улыбался на снимках, а в его глазах отражалось столько безмятежности и свободы. Это ощущение усиливалось бескрайним простором полей за его спиной и размытыми силуэтами двух лошадей, прогуливающихся на пастбище. Даже его белая рубашка с открытым воротом гласила о раскованности и легкости, которые не соответствовало образу известного мне Шандора.

– Лет пять назад, не больше. В тот день они праздновали какой-то день рождения у себя в таборе.

– Вы можете показать мне книги, которые Шандор брал у вас читать? Они еще существуют?

– Да, Шандор бы не позволил мне от них избавиться. Он даже подумывал их у меня выкупить.

– Выкупить?

Я отпустила Глеба. Разве у друга выкупают книги?

– Вы читали их? – спросила я.

– Нет. Мне не очень интересна история.

– Почему вы просто не подарили их другу? – немного жестко спросила я, глядя сквозь очки в глаза Глебу.

– Это очень дорогие энциклопедии. Я мог бы подарить одну, но Шандор хотел иметь полное собрание.

Что-то внутри меня отказывалось принимать оправдания Глеба за норму, и я крепче стиснула зубы, чтобы не выразить ему свое возмущение. Я не понимала, как можно продавать другу книги, которые достались тебе совершенно бесплатно, никогда тобой не читались и были тебе не нужны. Другу, у которого четверо детей.

– Сколько они стоят? – поинтересовалась я твердым тоном.

– Я не узнавал их стоимость, но, когда они достались нам в наследство, говорили, что они очень дорогие.

– Назовите вашу цену, и я куплю их у вас. Прямо сейчас.

– Мне надо подумать.

– Думайте быстрее.

– Может, тысяч сто.

– Сто тысяч за книги?!

– Да, там двенадцать томов, и как я сказал, они очень ценные.

Я повернулась к могиле Шандора, посмотрела на его улыбающееся лицо. Ради тебя, любимый. Все, что угодно, за любую цену.

– Хорошо, я куплю эти книги за сто тысяч. У вас есть банковская карта?

– Да.

– Я могу забрать энциклопедии сегодня под расписку, а деньги перечислю в ближайшее время? Дайте мне реквизиты карты.

– Извините, но вечером деньги, утром стулья.

Я не смотрела на Глеба, но все равно отвернула голову, чтобы он не заметил, как мне был неприятен этот торг. И это здесь, на могиле его друга!

Невольно я посмотрела на соседнюю могилу и… обомлела. Еще один свежий крест, окруженный венками, на котором табличка: «Слобода Анна Васильевна (Джофранка)» и годы жизни: «10.09.1952 – 15.05.2014», а ниже ее фотография в такой же рамке, как у Шандора. Джофранка тоже умерла? Запись сообщала именно об этом: меньше месяца назад. Так не бывает, чтобы два близких и родных человека ушли один за другим. Это какой-то кошмар!

Вороны раскричались еще сильнее, и в их карканье я услышала издевательский смех.

– Глеб, я не ошибаюсь, это мама Шандора?

– Да, все верно.

– Что случилось?

– Она болела. Шандор бился за ее жизнь целый год, но все тщетно. Исход был ясен сразу, однако он до последнего надеялся на чудо.

– Что у нее было?

– Рак поджелудочной. Ей делали операцию, но уже пошли метастазы и надежд на исцеление не было никаких. Именно из-за ее болезни он не смог выкупить у меня книги. Все деньги шли на ее лечение.