Радовало одно: вдали от дома проблема «что делать?» испарилась в километрах. Июль знала, стоит ей вернуться – этот вопрос снова встанет остро как никогда. Но впервые за четыре года Июль отдыхала от вопроса «что делать дальше?..» Она просто жила. Хоть и не на полную, но чувствовала себя так спокойно, что иногда становилось страшно.

– Дыши, Июль, Дыши. Глубокий вдох. Открой глаза…

– Фу-у-ух… Так, уже немного легче…

В полуночной обеденной комнате, закрыв уши громкой музыкой, Июль вела переговоры со своими демонами, разбушевавшимися в последние дни. Она была погружена в свой ночной кошмар. Помешивая домашний творог в тарелке, приговаривала что-то, словно варила зелье:

– Как же стыдно. Чувствую себя предателем. В нашем городе идёт война, а я оставила своих любимых людей в одной из самых горячих точек на планете.

Сделав музыку ещё громче, словно она могла подавить этих чертей внутри, Июль взобралась с ногами на стул, чтобы казаться совсем маленьким комком в этой суете событий. Сегодня как никогда ей было противно самой от себя. Мысли о дне рождения её любимого мальчика не давали покоя:

– Я оставила его в такой день одного, пусть он и говорит, что этот день для него не важен… Это ведь не так!

Июль чувствовала себя недоразвитым ребёнком и не могла чётко сформулировать свои мысли, чтобы было не так стыдно перед самой собой.

– Господи, мой мозг атаковало стадо тупых бегемотов. Нет, хуже… Они нагадили в моей голове, а сами толкутся под кожей, будоража каждую молекулу организма и напрягая мои нервы. Другие часто называют их мурашками. Я сопротивляюсь как могу…

– Дыши, главное дыши!

– Долго я так не протяну. Чувствую себя предателем. Стыдно и обидно до слёз. Не знаю, как я могла оставить его. Полная дура. Просто хочу домой. Запираюсь в этой комнате, апатия… Ничего не хочу делать, никого не хочу видеть. Зароюсь в свои мутные мысли и буду сидеть, как пьяный насупленный ёжик в день перед казнью.

– Даже эти чёртовы слёзы не пытаются меня спасти. Когда они мне так нужны – они меня оставили. Чёрт, даже собственные слёзы меня предают. В такой момент…

Июль принялась снова что-то писать в свою рукопись.

Пишу сердцем, натираю мозоли. С каждой буквой всё больнее писать. Чёрт! Не помогает ни строчка! Мои нервы почти как вольфрам, но натянуты настолько, что ещё пару взводов пальцами – и от моих струн останется разорванная с треском железячка… Как бы ею никого не ранить…

Город засыпает, просыпается безумие

Следующим вечером Июль бежала по нескошенному полю – просторному, как безграничное море. Не было слышно ни единого лишнего звука, лишь откуда-то издалека доносились вечерние деревенские песни. Июль бежала навстречу розовому закату. Он же с лёгкостью обуздал её демонов. Но закату не быть вечным…

Июль сидела одна посреди пустынного поля. Здесь уже давно отъездили тракторы, солнце намеревалось уйти на покой в этих местах. Оно медленно скрывалось за горизонтом, оставляя за собой нежно-розовые разводы. В ушах гудело разбавленное с шорохом травы «му-у-у-у». Мозг постепенно заполнялся тёплой и приятной тишиной. Наконец-то удалось избавиться от нашествия демонов внутри и побыть наедине с собой.

– Вот так нагрянуло, – говорила Июль себе, – вот так лето! И как после этого доверять судьбе? Что в её планах? Всё разрушить, стереть и сжечь в прах? У меня заканчиваются слова, а у души – еле живые фрагменты. Но что есть душа? Это она меня гложет уже вторую неделю? Её задача оставлять на сердце насечки?

На выдохе сгорай, и возродишься заново

Нам открыты все просторы.

Нам подвластны все вершины.

Этот прощальный туман засыпал серым пеплом росистую земную поверхность, окутал холодным мраком и больной грустью расцарапанное сердце… Июль с нотками грусти и разочарования, но в предвкушении огромного счастья смотрела в окно отъезжающего от перрона автобуса.