Вынужденный и одновременно долгожданный отъезд… Никто не ожидал такого поворота, такого гостеприимства. Да, никого не волнует чужое горе! Вот бы вся эта беда ворвалась и в дома тех, кто так радуется нашим несчастьям. Никогда не думала, что существуют люди, способные настолько цинично оценивать ситуацию и в глаза плачущих и избитых горем людей говорить, что они достойны этого, что они сами избрали себе такой путь, так пускай же сами и разгребают свой пыл. Говорить в глаза детей, девушек, женщин: «Пускай бы вас там расстреляли вместе с вашими домами; вы ничтожные беженцы… Испугались результатов своих же действий!» Нет прощения таким людям, нет оправдания таким словам! Дай Бог возмездия и расплаты тем, из уст кого прозвучали эти мерзкие плевки.
Как это круто, когда есть я и ты…
Не так уж и много нужно для счастья, как оказывается… Лишь в воображении мы счастливы от нереальных событий, от вряд ли когда-либо исполнившихся желаний… Наяву всё проще. Иногда оказывается достаточно лишь маленькой квартирки. Уют здесь наладится со временем сам по себе, если люди счастливы в этих стенах. Разве это не счастье, когда в воздухе парят молекулы спокойствия, радости и любви? Что ещё нужно для комфорта? Любимый человек рядом. Вот и всё счастье. Даже в такое время, когда каждое утро как новая жизнь. Ложишься спать с мыслью, что можешь не проснуться. Просыпаешься с мыслью, что это, может быть, последний день спокойной жизни. Даже в такое время можно быть счастливым! В такие моменты забываешь обо всём: о пустых магазинах, о закрытых аптеках, о контратаках, о вооруженных до зубов солдатах, которыми усеяны улицы, забываешь о пустеющем городе…
И только с каждым звуком разорванного снаряда замирает сердце на секунду… на две… Забываешь, что нужно дышать… Как будто жизнь останавливается на мгновение. И в это мгновение ты вспоминаешь все свои страхи. И они взрывают сознание. А потом снова продолжается обычная жизнь. Будто на секунду тебе причудился кошмар. Будто всё в этом мире как и прежде.
Какие мы, люди, всё-таки дураки! Ведь правда же не ценим то, что имеем. Как хочется вернуться в прошлое лето. Когда можно было просто посидеть во дворе, просто походить по магазинам, поехать на дачу, просто проснуться утром с мыслью, что наступил очередной скучный день лета. Как это ценно, оказывается!
Лета 2014-го у Донбасса не было. Никто ни на минуту не задумался, что сейчас ведь лето. Здесь нет сейчас ни времени года, ни дней недели. Нельзя даже просто спокойно выйти в магазин, не думая, что можешь попасть в момент бомбоштурма. Нельзя засыпая просто пожелать друг другу спокойной ночи, не подразумевая под этой фразой действительно спокойной ночи… Нельзя помечтать о далёком будущем, ведь здесь не каждый уверен в своём завтрашнем дне…
Каждое утро дарит новые вести. Люди за месяц прочитали, услышали и обсудили столько новостей, сколько не слышали за всю свою предыдущую жизнь. Здесь все люди мечтают только об одном! Ну и где же этот закон всемирного притяжения и материализации мысли? Здесь все ждут этого дня. Здесь каждый, испытав такой урок, клянётся ценить всё, что у него есть, до конца своей жизни… Жаль только, что многие не сдержат своей клятвы. Ведь мы все люди. А люди всё равно не ценят то, что имеют… Какой бы урок им ни преподали.
Каждая попытка Июль сосредоточиться на своём будущем заканчивалась мыслями о войне. Единственное, что уносило от реальности, – её блокнот, где уже были исписаны десятки страниц. Июль открыла новую страницу и попыталась заполнить её.
Иногда в минуты отчаяния я не могу писать. Слова не рвутся наружу. Я начинаю пугаться и сразу вспоминаю симптомы Хемингуэя. Первый раз, прочитав о его зависимости от умения творить, я немного задумалась о его ненормальности. Растерянный человек, утратив самое главное, чем он жил, осознав, что больше он не может писать, не смог жить с этим бременем, не смог смириться и в корне поменять свою жизнь. Бывают минуты, когда я чувствую нечто подобное. Наверное, это приходит с изменением в моём характере. Я тренирую свои чувства, становлюсь более спокойна к переменам вокруг и внутри меня, перестаю более размеренно анализировать некоторые поступки и явления, от этого теряю чувствительность к любым перепадам. А ведь именно эти перепады и провоцируют во мне стремление писать. Я так долго добивалась изменения моего сознания с «пессимиста» и «реалиста» к «оптимисту»… В этой шкуре легче жить, но труднее творить. А я не могу без этого… И это касается не только писательской музы… Пропадает стремление творить что-либо неординарное и личное, такое, что отличало бы меня от этих несчастных низменных людей, интересующихся лишь мордокраской, тряпками и сплетнями…