Такую благожелательную интерпретацию кодификационного проекта Екатерины II можно объяснить тем, что императрица соединила прогрессивные европейские идеи о праве в Наказе с практикой, напоминающей народное правотворчество, в Уложенной комиссии. Тем самым проект Екатерины создавал очень привлекательный, модерный образ России как «цивилизованной» державы с конституционными основами. Такая интерпретация332 созидалась самой Екатериной, которая проявила беспрецедентную активность в популяризации своего замысла333. Для сравнения вспомним, что о более скромной Уложенной комиссии Елизаветы (1762–1764), созванной из представителей трех сословий, почти ничего не известно, тогда как представление об Уложенной комиссии Екатерины II как об оригинальной мере нового политического курса «законной монархии» прочно вошло в литературу334.
Наказ Екатерины, как известно, был написан под влиянием разных «передовых» представлений и адресован тому же «всех читающих обществу». Своим Наказом императрица, вслед за Монтескье и особенно Беккариа, проводила важную идею о специфическом характере судебной власти и о необходимости некоторой ее автономии.
Екатерине оказались особенно близки мысли просветителей о связи правосудия и нравов. Наиболее последовательно эту связь разработал Чезаре Беккариа. Именно на его модный трактат «О преступлениях и наказаниях» 1764 года Екатерина опиралась в своем Наказе, цитируя автора часто почти дословно. С. И. Зарудный, один из архитекторов Судебной реформы, настаивал, что из нашумевшей книги Беккариа Екатерина заимствовала для своего Наказа почти сто статей об уголовном суде. В своем исследовании Зарудный констатировал, что трактат Беккариа – «это не итальянская, это скорее русская книга, написанная только на итальянском языке: Екатерина Вторая ее усыновила»335.
Объясняя смысл своего трактата, Беккариа писал, что его труд – это ответ на течение жизни, которая изменяет человеческие и, следовательно, государственные представления о справедливости. Если «справедливость божественная и справедливость естественная по сущности своей непоколебимы и постоянны»336, то государственная справедливость меняется из‑за изменений в обществе. Поэтому происходит переоценка пользы тех или иных человеческих действий для изменяющегося коллектива и его интересов. Если богословы занимаются «границами правды и неправды в отношении существа добра и зла каждого действия», то государственную справедливость определяют «писатели». К ним причислял себя и Беккариа, которого Екатерина приглашала приехать в Санкт-Петербург для деятельного участия в создании нового общества и государства в Российской империи. Так же как и Беккариа, Екатерина относила себя к «писателям», формирующим новую реальность. Поэтому ее Наказ был не только законодательным манифестом императрицы-учредительницы, но в том числе и упражнением в творческой созидательной рефлексии о государственной и человеческой справедливости337.
Возможности «писательского» моделирования справедливости Екатерина проверяла в своих пьесах и других литературных занятиях. Ее «артистический» проект был направлен на то, чтобы содействовать преобразованиям именно через работу с подданными, путем их улучшения. Уже в первый год своего правления Екатерина приступила к практическим шагам, чтобы «вывести новую породу людей» и тем самым запустить механизм саморазвития общества. Одним из таких шагов можно назвать одобренный императрицей в 1863 году педагогический план И. И. Бецкого «Генеральное учреждение о воспитании юношества обоего пола».