Полли представляла себе, как они сидели в тот вечер за ужином, скорее всего скудным, но, как они надеялись, последним в этом городе и этой стране, а спящий Робби сопел в соседней комнате. Она видела, как они разрезают жилистый бифштекс, а по телевизору идут вечерние новости, и занавески с грушами плотно задёрнуты, и они, сидя под абажуром в кружке уютного жёлтого света, чувствуют себя в безопасности. Вещи уложены, и завтра утром их ждёт первый шаг навстречу свободе. Ещё немного, и они вдохнут совсем другой воздух – воздух с запахом морской соли.

И в это время раздаётся звонок в дверь. Петер смотрит на Лину, а Лина – на Петера, вилка с ножом замирают в руках над тарелкой. Малыш Робби беспокойно ворочается во сне у себя в кроватке. Десять минут спустя их уже нет, бифштексы остывают, засыхая и превращаясь в подошву, плюшевый котёнок одиноко валяется на полу, а забытый всеми телевизор играет заставку прогноза погоды.

Позже Полли не могла вспомнить, как именно ушла из парикмахерской, что единственное обитаемое помещение – квартира на пятнадцатом этаже – пуста – скорее всего, сказалась больной. Следующее, что всплывало в памяти, как она сползла по стене у Тома в прихожей, как он отнёс её в комнату, словно ребёнка, баюкал её на руках, пока она безмолвно кричала, уткнувшись в его свитер.

Потом они пили коньяк. Сначала Том влил ей его чуть ли не насильно, чтобы прогнать шок, а затем она пила сама ещё и ещё. Она рассказала ему всё, до последней мелочи, больше не думая об опасности, наплевав на возмущение Яна и воображаемые шаги на лестнице. Том слушал молча, ни разу не перебил её, не отвёл от неё больших серых глаз. Его лицо ничего не выражало, и кто-то другой решил бы, что всё это не особенно его трогает. Но Полли слишком давно его знала и даже сейчас разглядела то, что скрывалось за бесстрастной маской.

Том был чудовищно зол.

Она замолкла на полуслове и подалась вперёд, коснувшись его плеча. Он моргнул, и наконец на его лице отразилось то, что он по привычке прятал. Том ничего ещё не успел сказать, как Полли заговорила сама охрипшим, но твёрдым голосом:

– Даже не думай об этом, слышишь? – она сжала пальцы на его плече. – Не смей разговаривать с Яном, он никогда не должен узнать, что я тебе всё рассказала.

Том смотрел на неё с непривычной жёсткостью, челюсти плотно сжаты. Полли хорошо знала, что нельзя недооценивать его упрямство, а сейчас он выглядел так, словно вот-вот потеряет контроль над собой. Она повторила медленно, чуть ли не по слогам, чтобы до него дошло:

– Ничего. Не. Говори. Яну.

После двух минут предельного напряжения Том резко встал и отошёл к окну. Теперь Полли созерцала его прямую спину, гадая, понял он её или нет.

– Я ничего не скажу Яну, – глухо произнёс он наконец. – Я просто размозжу ему голову, но ни слова не говоря, обещаю.

Опираясь на стол, Полли неловко поднялась с дивана. Её пошатывало от выпитого, голова кружилась, и ноги не хотели слушаться, но кое-как она заставила себя сделать несколько шагов навстречу окну. Она обняла Тома и прильнула к спине, которая на ощупь была словно деревянная.

Она не знала, как объяснить ему всё это, и не была уверена, что сейчас он её поймёт и вообще захочет услышать. Нужно было рассказать ему раньше – рано или поздно он всё равно бы узнал, но хотя бы не так. Не так.

Свитер заскользил под её ладонями – Том обернулся. Полли с опаской подняла на него глаза, она впервые не знала, чего от него ожидать.

Он смотрел на неё без злости, но с чем-то, что кольнуло Полли куда больнее. Он смотрел на неё так, как будто она ударила его исподтишка.