– Ну не то что бы идеально…

– Ах ты гад!..

Она пнула его коленом в зад, Том возмущённо вскрикнул, и оба с хохотом покатились из комнаты, уворачиваясь от тычков друг друга. Добежав до кухни, Полли схватила полотенце и принялась хлестать Тома, а тот захлёбывался смехом и закрывался от неё руками, пока беспомощно не повалился на кухонный диван.

– Получай, засранец! – Полли с чувством огрела его напоследок и, давясь от смеха, упала рядом.

Подниматься было лень, и они бездумно лежали на диванчике, хмыкая и подкалывая друг друга, а вечер разгорался за окном, и в этом уютном кульке из долгожданного безделья и дурацких шуток Том чуть было не забыл, что должен куда-то собираться.

Пока он застёгивал пуговицы многострадальной рубашки и укладывал волосы, тёмные, непослушные, на которые вечно уходило слишком много геля, Полли стояла в дверях ванной, скрестив руки на груди, и скептически разглядывала его отражение.

– Пусть прядь на глаза спадает, не убирай её со лба. Так ты будешь кинозвездой.

Том закатывал глаза и от души ругался, потому что времени оставалось всё меньше, а вместо кинозвезды на него из зеркала смотрел взъерошенный тип, который умудрился застегнуть рубашку не на ту пуговицу.

– А кстати, – вспомнил он, приглаживая упрямую прядь, – Адам сегодня гуляет в «Магнолии».

– Что?!

Он видел в зеркале, как лицо Полли вытянулось, а скрещенные руки распались.

– Э-э, ну да, я его встретил вчера, просто не успел сказать тебе. Кажется, наш мальчик где-то разжился деньгами.

– И немедленно сошёл с ума?

– Надеюсь скоро это выяснить. Мы столкнулись в метро, и он был какой-то странный. По-моему, его что-то гложет.

Полли нахмурилась.

– И он ничего не объяснил?

– Нет, только спросил, выступаю ли я завтра, и сказал, что придёт.

– Не нравится мне это…

Том пожал плечами. Ему и самому это не нравилось, но как он мог остановить Адама? Воспитательные беседы с ним не работали даже когда ему было пятнадцать, а теперь он совсем взрослый мальчик.

Прядь наконец-то спадала на глаз как надо, и выглядел Том теперь вполне романтично, хотя на затылке по-прежнему творился кошмар, который он тут же попытался исправить, отчаянно приглаживая волосы обеими руками.

– Не понимаю, на кой чёрт Адаму этот карнавал, – не унималась Полли. – Обязательно нужно торчать там, у всех на глазах?

– Слушай, ну это не преступление. Если он пропустит стаканчик в «Магнолии», вряд ли кто-то им заинтересуется.

– Серьёзно? Даже его старые дружки, которые напиваются там каждый вечер?

Том вздохнул. Спорить не хотелось, тем более что его беспокоили те же самые мысли. Но Адам прекрасно знал, какая публика собирается в «Магнолии», и, если решился туда пойти, значит, у него есть причины. Кто-то другой мог быть безрассудным и бунтовать, как подросток, но не он. Адам был последним человеком, который стал бы заигрывать с Алмазными Псами.

– Не волнуйся, я присмотрю за ним. Если он вздумает швыряться купюрами в зал или танцевать на столе, мы с парнями его быстро утащим оттуда, идёт?

Полли невесело улыбнулась.

Кто-то наверняка нашёл бы пошлой нескромную роскошь хрустальных люстр, тяжёлыми гроздьями свисавших с потолка, сбегавшую вниз по колоннам лепнину и позолоченных крылатых младенцев, которые целились из лука прямо в жующих гостей. Кто-то, знакомый с иным видом роскоши. Кто-то, бывавший в других местах, кроме «Магнолии».

Сегодня вечером таких людей здесь не было. Напыщенные официанты с королевской осанкой и белоснежными манжетами сновали среди столов, укрытых тяжёлыми скатертями, обхаживая общество, для которого ужин среди сияющего хрусталя и серебра означал принадлежность к элите.