В семь начинается вакханалия из пьяных рож и слов «ты меня уважаешь?», присутствую в этом бреду в качестве стороннего наблюдателя, пока Люда не шепчет мне на ухо, что завтра с утра прилетает отец. Мама рассказала ему о Люде, хотя до этого они не общались более семи лет. Развод родителей был произведен в одностороннем порядке. Отца посадили за хищение государственного имущества, дело было мутным, и он шесть лет отсидел в колонии строгого режима. Когда вернулся, понял, что мать его не простит и делать ему здесь ничего. Уехал обратно на север, где работает по сей день.

Конечно, узнать о том, чем занимается сестра, для матери было повторным ударом. Она очень долго отходила от того, куда вляпался отец, а мы с сестрой, видимо, целенаправленно пошли по его стопам…

- Боже, я надеюсь, хоть папа не станет читать нотации, - сестра раздраженно вздыхает, вместе со мной наблюдая за гулянием братков и прокурорских.

- Думаю, не станет, - складываю руки на груди, - он летит, чтобы поддержать мать, а не тебя отчитывать. Вряд ли ты что-то поймешь.

- Очень смешно, - фыркает.

- Правда жизни. Я на улицу, покурю.

- Ладно. Слушай, а что у вас с Маринкой?

- В плане?

- Ты к ней не ровно дышишь, - понижает голос.

- И?

- Яковлев.

- Что именно тебя смущает?

- Это же не назло ему?

- Я не настолько мелочный.

- Ладно, - кивает и возвращается на сцену.

Выхожу в холодный дождь, ныкаясь на крыльце. Прикуриваю, медленно выдыхая дым, и смотрю на лужи, колышущиеся от капель. Ветер продувает рубашку, но в то же время прочищает мозги. Если все пойдет хорошо, а оно пойдет, со мной Маринке ничего не будет грозить. С тем же Яковлевым и врагами их семейки стать жертвой обстоятельств у нее огромные шансы. Вопрос Маришиной безопасности стоит для меня на первом месте, но сейчас еще рано строить с ней нормальные отношения. Мне нужно немного времени и подготовленная почва для всего, чем я на данный момент и занимаюсь.

Выкинув окурок в урну, перешагиваю порог, встречая Василька.

- Здорово, - пожимаю руку, - как вчера справились?

- Такой погром рядом с участком устроили, все сбежались.

- Не спалились?

- Да мы ж не сами, малолеткам заплатили, они там баки подожгли и свинтили.

- Хорошо. Спасибо.

- Саня, ты же наш человек, - Василек хлопнул меня по плечу, а я кивнул, не желая ударяться в полемику на эту тему даже мысленно.

Вечер долго шел к своему логическому завершению, меня несколько раз пытались споить, но напиваться сейчас не было никакого желания. Отвязавшись от гуляющих, я ушел в Грековский кабинет, растянувшись на кожаном диване у стены, над которым висела дурацкая картина.

После часа дверь распахнулась с резким стуком о противоположную стену, и я сразу открыл глаза, принимая сидячее положение.

Аккорд втек внутрь, придерживаясь за все, что попадалось под руки, и упал в кресло, закидывая ноги на стол. Он был пьян, но не настолько чтобы теряться в настоящем.

- Хороший вечер, душевный, - посмотрел мне в глаза, словно ища там какой-то сокрытый смысл, - ты отлично справился.

- Спасибо.

- Зря не сказал, что Греков крысит, у нас такие вещи не скрывают.

- Вы знали это и до меня.

- Знал.

- Тогда смысл? Я сделал все, чтобы минимизировать масштабы его махинаций.

- И это странным образом напрягает. Откуда столько радушия? Ты здесь не по своей воле…

- Потому что у меня есть голова, и я хочу жить долго и счастливо. Если нет выхода, то необходимо  создать хорошие условия существования в том, что имеешь.

- Значит, ты не будешь моралистом и не откажешься от этого кресла? - хлопает по ручке, обтянутой кожей.

- Нет.

- С завтрашнего дня можешь приступать.