Мы проезжаем Ленгинск и Ресково, Шергино, Быково. Оставляем в стороне Удару и Хорашово, где пять лет назад Людмила Григорьевна угощала нас и отправила за рыбой «в Дубинино на Третью пристань», а там у всех были испуганные лица, потому что измельчала антитеза. Оставляем в стороне? Всюду, в любой ячейке общественного организма и быта неукоснительно действует принцип «разделяй и властвуй», и вот, мы больше не заезжаем к Людмиле Григорьевне, хотя и не в ссоре с ней. Ква, только город Ква этим распорядился, он так далёк, но навязывает свои указания всюду. Мы минуем Нкино и Дубинино, Мур и Улан. Какая сильная жизнь здесь кипела когда-то! пока не выпил людские соки телевизор. А если мы поедем обратно по другой дороге, нам встретятся бесчисленные сёла, чьи названия, как говорят, образованы от фамилий атаманов, сюда сосланных после восстаний. Встретятся ещё Дворец и Исток. Всё здесь бесконечно унижено политикой Ква и возвышено окружающим простором, пустотностью дао.

Мы мчимся мимо сваленных при расширении трассы вековых сосен, мчимся по своей земле, потому что нигде больше не родились, а только здесь. Вот, наконец, и Халук. После равнин и сосновых лесов мы, наконец, оказываемся среди колобродящих людей, строящихся дачных домов и улиц. Погода не радует, но оттого, что люди просто слоняются, просто лежат на пляже и совершают водные экскурсии, настроение поднимается само собой. Никто никому не вредит, не пишет законов и бумаг, не переливает из пустого в порожнее, тщательно скрывая то, что есть на самом деле; мы видим бесцельность, и только её, осязаем аромат воды и сосен и горного ветра, проникающего всюду. Как и в прошлый раз не обнаружив шлагбаума, о котором нам говорили, мы съезжаем на пляжный песок. Люди в основном ждут, когда распогодится, они городские, их радует одна перемена места. К нам подходит капитан катера в белой рубашке с золотистыми погончиками и белой фуражке с кокардой-якорем и предлагает прокатиться. «Недорого, – говорит он, – пятьсот рублей за полчаса с каждого». «Ага, – прокатимся», – киваем мы. А потом: «Мы подождём, когда поднимется туман. Что же увидишь при таком тумане?». А что надо увидеть? Воду и небо? Да, и ещё солнце.

Ева расстилает на песке серый клетчатый плед, очень уютный, тёплый и мягкий, ложится на него и читает электронную книгу. Митя уходит посмотреть стоящие на причале судёнышки, объятые туманом. С одного из них сходит на берег цветастая группа прокатившихся горожан. Это, как и всё остальное, кажется таким значительным. Почему? Может быть, туман и сам воздух, и сама вода здесь разумны и понимают людей, – что им тоже хочется быть водой, и солнцем, и светом, стать частицами всепонимающего целого, а не стадом абы как и неизвестно для чего.

Я одна на всём людном берегу снимаю верхнюю одежду и бросаюсь в холоднейшую воду. У меня много врагов, надо закаляться, быть сильнее их. Когда из такой воды выбираешься, то воздух кажется тёплым. И всё-всё хорошо, не боятся же такой воды птицы чайки! Но чуть мёрзнут руки, не ноги, а именно руки, потому что они не трудовые, они слабее ног, вечно пребывающих в пути. На любого человека взгляните, и вы увидите, что руки – не ноги.

– Давайте съездим, поедим! – говорит Митя. А в прошлый раз, пять лет назад он долго купался и заплыл далеко-далеко. Числа месяца были те же самые. Было так же холодно, но тумана такого, лишающего видимости, не было. Вы помните: мы тогда купались, Коля лежал на песке и читал древнего старика Лескова с его богатейшей лексикой, а потом мы поехали в позную «Самовар» есть позы, а Митя съел полкилограмма купленного дорогой деревенских творога с жирной сметаной и угощал этой едой с тарелки Арину. Кажется, его тогда звали не Митя. Книге всё равно, какие имена.