– Как всё… – начала и замялась. Если невидимка – часть самой Эви, она не ответит. Нужен другой вопрос. Сосредоточилась, отметая эмоции прочь. Чувства и слёзы сейчас не советчик. Зажмурилась, сжала кулаки так, чтоб ногти впились в ладони. – Что теперь делать? – и сама же ответила: – Пора просыпаться. Доброе утро, Эви.

1-Д. Я друг

Джейк как никто другой понимал, что рисковал – и на самом деле подвергал опасности свою маленькую помощницу – когда открыто приходил в больничную палату, но просто не мог побороть эгоистичное желание увидеть её и сказать, что теперь уж всё точно будет хорошо. Он сомневался, что она слышала слова, но продолжал повторять этот ритуал каждую ночь, дни уделяя поискам сбежавшего преступника.

Горькая усмешка искривляла губы каждый раз, когда он думал об этом. Неверие в заветное «хорошо» пустило корни в голове и сердце уже в тот раз, когда он впервые увидел Эви на больничной койке – безмолвную и почти недвижную. Сколько прошло с тех пор? Может, день. Или неделя. Теперь весь мир сжался до крохотной больницы неподалёку от Дасквуда, и временные различия перестали существовать. Он слился с этим местом, пропитался особенным медицинским запахом – смеси лекарств, спирта и чужого отчаяния.

Странно ли, что ни в один из своих походов Джейк так и не зашёл к Ханне?

В эту ночь привычно пробрался в больницу через запасной выход и запетлял по коридору, стараясь не попасться на глаза ни одному настоящему сотруднику. Костюм и поддельные документы давали возможность свободно передвигаться, но он понимал: этого лучше не делать. Всегда была возможность встретить поистине внимательного сотрудника.

Дошёл до палаты, на несколько мгновений замер в нерешительности. Когда оказался здесь в первый раз поразился, что поблизости нет полиции – разве они не подозревали, что Эви не по своей воле в залив прыгнула? Кто-то должен был сказать, что она боится больших объёмов воды. Разве не должны в таком случае попытаться обеспечить её безопасность? Нет, им наплевать. И теперь он в некотором смысле был благодарен полиции за их безразличие.

Джейк тенью пробрался в палату, бесшумно притворил за собой дверь. Подсвечивая дорогу тусклым карманным фонариком, подошёл к кровати.

– Привет, Эви.

Он говорил это каждый раз – так, как всегда начинал переписку. Это уже не было разговором через Интернет, он мог прикоснуться к её руке и без модулятора сказать, как рад видеть снова. Он мог и раньше, но теперь это приобрело совершенно особый смысл. Теперь, когда она осталась одна. Теперь в битве за жизнь не могли помочь ни врачи, ни лекарства: они уже сделали всё возможное.

– Как ты себя чувствуешь?

Он говорил это каждый раз – безвольно, бессильно кричал в пустоту в тщетной надежде однажды услышать ответ. Джейку казалось, что сейчас он лучше понимал Томаса. Важный человек в беде, а всё, на что он способен, – ждать и надеяться, что однажды проблема сама собой разрешится. Разница в том, что Томас не виноват в случившемся с Ханной. А вот будь Джейк внимательнее, Эви… Чёрт.

Сейчас он не мог помочь ничем. Разве что довести дело до конца и разобраться с преступником. Поставить жирную точку в череде преступлений, начавшейся десять лет назад. Расследование завершено, остался последний шаг: расплата. И теперь это его личное дело.

Ожидание убивало, надежды с каждой ночью становилось всё меньше, но Джейк продолжал рисковать всем, приходя в тёмную палату, только чтобы сказать:

– Всё будет хорошо. Придёт время, и всё будет хорошо. Я обещаю.

После этих слов он обычно крепче сжимал её ладонь и сидел до рассвета. Думал, как лучше поступить, что ещё предпринять. Участие Эви – даже условное – помогало делать выводы и принимать решения. Но в этот раз свет включился раньше, чем Джейк успел просто дотронуться до неё.