Иван Порфирьевич рассмеялся и тепло поглядел на Люсю. Потом вдруг посерьёзнел, чуть повёл поводья крепкой чёрной лошадки и сказал:
– Ты, Людмила, не боись… Тётка Марьяна травы ведает, и бабка её ведала, а до того – дед. Меня она чуть не с того света вытащила – почитай, что я заживо уж гнил… А ничего, вишь, хожу, людям пользу делаю. Раны твои нестрашные, тётка уж снадобье завела, поправим тебя, краше прежнего будешь!
– Спасибо, Иван Порфирьевич, – сказала Люся тихо, потому что в горле вдруг защипало, и она крепче сжала небольшой туесок с мёдом, который дал ей дед Иван и велел передать бабушке и маме с поклоном.
Так началась Люсина работа на пасеке, только сама она скоро поняла, что это была не столько работа… потому что дед Иван и сам прекрасно со всем управлялся. Люся же писала бумаги, какие велел сделать председатель, помогала Марьяне Никитишне по хозяйству, вечерами читала вслух привезённую с собою книгу, специально взятую ею в библиотеке. И еще послушно пила приготовленные тёткой Марьяной отвары, мазала мази и делала примочки в жаркой бане, где тётушка парила её нещадно мягким веником.
Потом, по прошествии времени, Люся думала, какая же простая и счастливая у неё тогда была жизнь.
Глава 13.
Перед самым новым годом Иван Порфирьевич сказал Люсе, что председатель их работой доволен, выписал им какие-то журналы учёта, которые нужно будет теперь заполнять.
– Оно и правильно, конечно, – говорил Люсе Рыбаков, – Во всём порядок должен быть, а Коростелёв наш человек серьёзный, у него всё по правильному. Вот, тебя на учебу хочет отправить в район, на две недели. Как, поедешь? Научат как учёт вести и всё подобное.
– Надо так поеду, что ж, – согласно кивнула Люся, – Мне и самой это интересно.
– Ну, вот и ладно! Ты на новый-то год дома побудь, а после как раз и поедешь. Поди скучаешь по родным-то… Да и кавалер твой небось уж недоволен, что ты на выселке-то пропадаешь, вместо того, что и в кино с ним, и в клуб на танцы.
– Нет у меня кавалера, – покраснела густо Люся, – Или есть, да не так, чтоб мой, сама не пойму.
– Ну, я-то другое слыхал. Председатель-то стародольский, Веригин Степан, только на работе человек железный. А дома у них жена верховодит, ну, да это не наше дело, конечно… Так вот, я слыхал, сватать тебя хотят Веригины сыну своему Михаилу в жёны.
– Сватать? – удивилась Люся и выронила из рук перо, от чего на листе, где она писала, осталась клякса, – Да не может быть, слухи всё это! Мы же так… в кино иногда, или по селу пройтись. Миша мне ничего такого не говорил…
– Не всё словами сказать можно, девонька, – покачал головой Иван Порфирьевич, – Кое о чём люди молча говорят. Ладно, дело ваше молодое, давай-кась, собирайся. Отвезу тебя сегодня засветло, а завтра ты в правление ступай, там всё про учёбу тебе скажут. А на выселок я тебя уж после заберу, как отучишься. Зимовник я сам проверю, не беспокойся.
Люся с каким-то беспокойством возвращалась теперь с выселка домой. Что за странные разговоры про какое-то сватовство, что же сейчас, средние века что ли! Нет, Миша ей, конечно, нравился… Сильный, красивый и весёлый, он был душой компании среди своих друзей, и вся компания, в которой бы он ни оказался, принимала его за своего и уже через несколько минут знакомства смеялась его балагурствам. Но ведь здесь-то вопрос в другом… Начать с того, что с Люсей они никогда не говорили между собой ни о чём серьёзном, что же происходит между ними. И уж тем более не говорили они о создании семьи…
Люся хотела учиться, ей хотелось поступить в институт, как и мечталось до случившегося с нею несчастья, хотелось получить профессию. Нет, она конечно и семью хотела бы, мужа, который будет понимать и поддерживать, ребятишек… И может быть даже с Мишей, но не сейчас. Ведь Люсе хотелось, чтобы и у неё было то, что сейчас происходит у Даши и Саньки. Мимолетные прикосновения, от которых летят вокруг невидимые искры, взгляды, говорящие лучше всяких слов…