Люся надеялась, что все эти разговоры о сватовстве, это просто снова какие-то сплетни и выдумки какой-нибудь тётки Фисы или ей подобных, ведь не может же быть, чтобы и Миша одобрил такое. В наше то время!

Успокоив себя таким образом, Люся спрыгнула с саней, помахала рукой Ивану Порфирьевичу и побежала скорее в дом. Бабушка стояла у окна, и увидев Люсю, радостно заулыбалась и помахала внучке рукой.

– Ну, а мы уж заждались! – Клавдия Захаровна обняла внучку, – Не замёрзла в санях-то? Сегодня мороз закрепчал, ух! Мать-то в обед пришла домой, щёки красные, вся в инее.

– Нет, я не озябла! Бабушка, как я соскучилась! – Люся скинула шаль и обняла бабушку, – А меня учиться отправляют, в район.

– Ты посмотри, вроде бы совсем немного и не видела тебя…, – Клавдия Захаровна чуть отстранилась от внучки, чтоб разглядеть её получше. – А ты изменилась, Люся. Волосы отросли, да какие стали мягкие, густые! И личико…

Бабушка не стала говорить, но Люся и сама видела… Старое, чуть помутневшее от времени зеркало тётки Марьяны показывало Люсе, что малиновые шрамы на щеке и голове заживали, посветлели, а волосы отрасли и лежали каштановой волной до самых плеч.

– Меня тётушка Марьяна лечит, – сказала Люся бабушке, – Когда в бане, то масло какое-то душистое втирать заставляет, от него шрамы мягче делаются. А волосы она сама моет чёрным мылом, не знаю точно, что это такое – она его сама делает. Теперь можно и немного подстричь кончики, а то мне всё жалко было обрезать даже сантиметрик.

– Ну, мать вернётся вечером, посмотрит на тебя, порадуется. А то она что-то в последнее время всё грустная, в думках своих. Хорошо, Люсенька, что ты теперь дома побудешь, нам с матерью радость.

Таисия вернулась с работы усталая и замёрзшая. Не приметив, что Люся дома, она от двери сказала свекрови:

– Ох, и мороз сегодня! Наверное, Люся наша завтра приедет, по утру.

– Мама, а я уже здесь! – выглянула из кухни довольная Люся, и бросилась обнимать мать и стараясь её не испачкать в муке – они с бабушкой затеяли вареники.

Ожил старый дом, и мама с бабушкой будто ожили, подумалось Люсе. Тася подравняла отросшие дочкины волосы, расспрашивала про тётку Марьяну, и про Ивана Порфирьевича, как они поживают, здоровы ли. За разговорами собрались пить чай, когда заслышали, что на крылечке кто-то громко топал, отряхивая снег с обуви. Все вопросительно переглянулись, гостей сегодня вроде бы и не ждали.

– Здравствуйте! Можно к вам? – в двери нерешительно стукнули и на пороге, в клубах морозного пара показался Михаил Веригин.

– Здравствуй, Миша. Проходи, ты как раз к чаю, – пригласила Таисия гостя.

– А я иду с работы, гляжу – дядька Иван Рыбаков на санях мимо катит, – снимая рукавицы рассказывал Миша, – Ну, думаю, наверное, Люся приехала, вот и решил зайти.

– Правильно подумал, приехала, – Люся улыбнулась гостю, выглянув из комнаты, – Но скоро снова уеду, только в этот раз на учёбу, в райцентр.

– На учёбу? – усмехнулся Миша, усаживаясь за стол, – Ты решила на пасечника отучиться? А у нас в райцентре на такое учат?

Люся чуть нахмурилась от таких речей, она думала, что Миша тоже порадуется за неё, поддержит… Хотя, в его шутке не было, наверное, ничего плохого.

– Вообще-то работать на пасеке не очень просто, – сказала она, – Нужно очень много знать, и многие вещи определять, как Иван Порфирьевич говорит, на глаз и на зубок. Такому не научат ни в одном институте или техникуме, только проработав с пчёлами много лет можно такому научиться.

– Люся, ты чудесно выглядишь, – Миша присмотрелся к девушке при ярком свете абажура и в голосе его прозвучало некоторое даже удивление, – Наверно и вправду на пасеке хорошо, полезно для здоровья. Сам-то я пчёл опасаюсь, и вообще насекомых не люблю.