– Жив, – констатировал врач, зажимая толстым тампоном рваную рану на шее. – Кто здесь ему сестра? Необходимая срочная операция. Вы понимаете, что это значит? Пойдемте с нами.

Юля двинулась за тележкой, я схватила ее за руку, заглянула в глаза. Безумием не блещут. Решительностью, желанием помочь. За спиной раздалась сирена – подъехала милиция. А скорая, как мы потом узнали, появилась минут через сорок.

Пострадавшего завезли в процедурную, мы уселись на мягкий диванчик, обитый белой кожей. Не бедное заведение, с декором в интерьере. А квалификация хирургов настораживает. Привыкли носы укорачивать и титьки надувать, с настоящей проблемой справятся? Ради спасения человека суетятся, или ради желанного гонорара? И почему это Юлия загадочно улыбается, в далекий угол уставилась?

– Юля, ты знаешь, что делаешь?

Девушка повернулась не сразу:

– А что бы ты сделала на моем месте?

Могла бы я с чистой совестью ответить: «То же самое»? Не знаю.

– Один шанс из сотни, – вынес приговор вышедший из процедурной врач, вытирая вафельным полотенцем окровавленные руки. – Повреждены шейные позвонки. У меня двадцатилетний стаж в нейрохирургии, но гарантии дать не могу.

– Готовьте к операции. Я должна использовать этот шанс.

Доктор явно хотел еще о чем-то спросить. Сосредоточенная, немногословная девушка не казалась ему похожей на близкую родственницу – не плачет, не то поведение.

– Звонили из операционной, ждут вас, Алберт Леонидович, – появилась в дверях медсестра.

– Иду, – развернулся доктор и двинулся вдоль коридора. Санитары выкатили за ним тележку. Худой парень, до подбородка закрытый белоснежной простыней, не подавал признаков жизни.

– Одежду оставите здесь, или домой возьмете? – обратилась медсестра к Юлии, подавая тяжелый пакет. Та была вынуждена принять. – Проверьте карманы, возможно, что ценное. Паспорт поищите, надо переписать. Пойдемте в приемное отделение.

К просмотру чужих карманов Юля была не готова.

– Жень, ты посмотришь? – шепнула, отставая от бойкой женщины.

– А я тут при чем? Признайся и зови милицию.

– Ты что? Признаваться нельзя. Пусть видят, человек не одинок, кто-то любит его, ожидает исхода операции. Так лучше будут стараться.

– Может, ты и права, но паспорт или мобильник надо найти, родным сообщить. Ты пока отдувайся как можешь, я схожу за милиционером.

За витыми воротами парка дорожники оградили место аварии, изуродованный мотоцикл без переднего колеса валялся неподалеку. Запекшейся ручеек человеческой крови зловеще алел на асфальте.

– Вы сами видите, товарищ майор, левое крыло разбито, – говорил расстроенный парень, водитель иномарки. – Я тихонько, на малой скорости из переулка выехал, направо уже сворачивал. Он летел по своей полосе, сто сорок скорость, не меньше. Вдруг резко свернул, блямз в бочину! Может, целился в переулок? Не вписался в крутой поворот.

– В жизнь они не вписываются, шумахеры, – проворчал майор. – Эти «Скутеры» сверхзвуковые в Японии хороши, на идеально ровных дорогах. А в наших условиях – любая выбоина мотоцикл в сторону отбрасывает. Из каждых четверых владельцев «Скутеров», трое до зимы не доживают – статистика. А вам что надо, гражданочка? – резко сменил мент тему, раздраженно взглянув в мою сторону.

– Вас просят в приемный покой.

– Отдал Богу душу?

Как цинично, и как обыденно. Я вздрогнула, возмутилась:

– Надеюсь, этого не случится!

С жаром возразила, с верой. Как будто от моей веры хоть что-то зависит.

– Стас, прогуляйся с гражданкой, запиши данные пострадавшего.

Белокурый долговязый Стас состроил серьезную мину, мы двинулись по аллейке.

– Молодой человек, я вынуждена признаться: мы не знаем этого парня. Моя подруга – ему не сестра.