Томас бросает грязную куртку и кроссовки в корзину, наполненную другими вещами своенравной нерадивой внученьки, но тут его внимание привлекает темное пятно на голубом флисе. Он выуживает куртку из общей кучи и принимается рассматривать кляксу на манжете. Большая, сантиметров десять. Его первая мысль, что это шоколад и удалить его с ткани будет непросто, но пятно скорее красное, чем коричневое. Он подносит манжету к носу, и вместо приторного аромата сластей в нос бьет металлический запах меди.

Он трет пятно пальцем, и на коже остается ржавый налет. Кровь. Томас осматривает всю куртку, но, похоже, пятно только одно, на самом краю рукава.

Джордин ничего не говорила о травмах, не жаловалась, что недавно упала или поранилась. И крови-то немного. Говорить не о чем. И все равно. Он думает о Коре Лэндри, лежащей на больничной койке с ужасными кровавыми ранами.

Томас отворачивается от корзины, куда давеча сложил туфли Джордин, расческу для волос, пару носков, футбольный мяч и стопку книг и журналов, несет куртку к раковине и включает холодную воду. Потом лезет в шкаф за пятновыводителем и нашатырным спиртом. Было бы обидно, думает он, энергично оттирая упрямое пятно, совсем испортить хорошую вещь.

По поводу Коры Лэндри мне звонили в апреле прошлого года. Я ворвалась к себе в кабинет, чтобы проверить сообщения и кое-что исправить в некоторых документах перед следующей встречей. У меня оказалось четыре голосовых сообщения. Один от родителя пациента с просьбой перенести прием, два от фармацевтических представителей и один от коллеги-врача из больницы – Лео Сото, врача приемного отделения с грудным бархатистым голосом и мягкими тактичными манерами. Он просил меня подъехать к ним, если будет время. Рано утром на машине скорой помощи привезли девочку с ножевыми ранениями. Ее мгновенно перевели в хирургию, чтобы зашить раны, полученные в результате нападения. И кроме того, предстояло изрядно потрудиться над восстановлением лица.

Поскольку девочка подверглась нападению, доктор Сото предполагал, что пострадавшей и ее родным понадобится психологическая поддержка. Помню, как посмотрела на часы. Я была связана по рукам и ногам бумажной волокитой, к тому же вскоре предстоял следующий прием. Но случай, о котором рассказал доктор, вызывал интерес.

После звонка доктора Сото я двинулась по лабиринту больничных коридоров и переходов, которые в год пропускали через себя более двадцати тысяч обычных пациентов и более тридцати тысяч экстренных. Я была всего лишь одним из примерно семисот врачей, работающих в больнице, но мне нравились здешняя суматоха, напряжение умственных сил и разнообразие случаев. К тому же для меня, разведенной и бездетной, персонал клиники оставался единственной семьей. Чтобы добраться из башни, где располагалась психиатрия, в приемное отделение, я спустилась на лифте на три этажа и прошагала около мили по коридорам.

– Спасибо, что пришли, Мадлен, – поприветствовал меня доктор Сото, высокий и стройный темнокожий мужчина с аккуратно подстриженными седыми волосами и такими же усами. Мы были почти одного роста: он со своими ста восьмьюдесятью тремя сантиметрами и я на небольших каблуках. – Отведу вас к Коре и ее родителям, – сказал врач. – Девочка сейчас под сильными седативами, но если вы просто скажете родителям несколько слов и поясните, как им помочь дочери, уверен, это будет полезно.

– Конечно, – согласилась я.

После осмотра и анализов каждого пациента в отделении неотложной помощи кладут в отдельную палату, чтобы защитить от безумного темпа больничной жизни. За раздвижной дверью из оргстекла на койке лежала девчушка, еще даже не подросток. Раны на лице были скрыты бинтами, но я все равно поняла, что повреждения значительные.