Уилсон умолкает, дожидаясь, пока Джордин перестанет плакать. Не дождавшись, вздыхает и поднимается.

– Давай-ка вы с дедушкой приедете в участок, Джордин, и там мы еще поговорим. Нам бы очень пригодилась твоя помощь. Где-то ходит мерзавец, который причинил боль твоим подругам. Все, что ты нам расскажешь, поможет его поймать. Поняла?

Джордин смотрит искоса, всхлипывает и кивает.

– Иди умойся, – говорит Томас, – а потом поедем в участок. Хорошо?

– Но я ничего не знаю. – Джордин вытирает глаза. – Не знаю, что сказать.

– Просто говори правду, – советует Томас. – А в полиции сами решат, важно это или нет.

Трое взрослых наблюдают, как девочка, сгорбившись, уходит в уборную.

– Господи, – бормочет Кевин, когда Джордин уже достаточно далеко и не может их слышать. – Что же случилось с детьми?

– Не знаю, – отвечает Уилсон, – но крови было чертовски много. Когда мы приехали, Кору Лэндри уже загружали в машину скорой помощи. Выглядела она очень-очень плохо. Другая девочка появилась через несколько минут тоже вся в крови. Ее посадили в полицейскую машину и отвезли в ту же больницу.

– Джим Лэндри ведь, кажется, держит магазин бытовой техники? – спрашивает Кевин.

– Да, а ее мама работает в начальной школе. Хорошие люди, – говорит Томас. – Это произошло у них дома?

– Нет, на старом железнодорожном вокзале, – поясняет Уилсон.

– На вокзале? – удивляется Томас. – Что они делали на путях так поздно ночью?

– Одна женщина выгуливала там собаку, обнаружила Кору Лэндри и позвала на помощь. – Уилсон качает головой. – Никогда не видела ничего подобного.

Джордин выходит из дамской комнаты. Лицо в пятнах, глаза красные.

– Жду вас и Джордин в участке через час, – говорит Бри, и глаза Джордин снова наполняются слезами.

– Я не хочу… – начинает она, но капрал жестом останавливает ее.

– Это не просьба, Джордин. Кто-то здорово уделал твоих подруг, – говорит она и направляется к выходу. – До скорого.

– Пошли, Джордин, – тянет внучку за руку Томас. – Тебе нужно одеться, а потом мы поедем в полицию. Справишься один, Кевин?

Кевин заверяет, что у него все под присмотром, и Томас с внучкой молча переходят в соседнее здание. Дома Джордин бежит вверх по лестнице в свою спальню. Запах свежесваренного кофе притягивает, и Томас, жаждущий бодрящей порции кофеина, слишком резко хватает колбу и выплескивает обжигающую жидкость на рубашку. Ну вот, ошпарился, да еще рубашку промочил. Ругаясь, он быстро скидывает ее, идет в маленькую прачечную и бросает рубашку в корзину, уже переполненную грязной одеждой. С тех пор, как Тесс попала в больницу, до всякой повседневной домашней работы вроде стирки и даже простой уборки руки почему-то не доходят.

Томас достает из сушилки чистую клетчатую рубашку. Мятая. Нет, он, конечно, и сам умеет гладить, очень даже умеет, просто Тесс всегда говорит, что ей не в тягость, вот он и разбаловался. Томас смотрит на часы. Гладить уже некогда: Уилсон ждет их в ближайшее время. Он натягивает мятую рубашку и пытается разгладить складки пальцами.

Пара кроссовок и куртка Джордин небрежно брошены рядом со стиральной и сушильной машинами. Сколько Томас ни напоминает внучке, чтобы убирала за собой, никакого толку. Он часто складывает разбросанные вещи Джордин в корзину для белья и ставит ей на кровать, надеясь, что мимо такого короба она не сможет пройти.

Как бы не так. Со вздохом он наклоняется и поднимает куртку из светло-голубого флиса, которая стоит примерно на пятьдесят долларов больше, чем должна бы. Подумать только, даже в их богом забытом городишке фирменный ярлык имеет значение. Томас находит это смешным, но Тесс говорит, что для Джордин важно вписаться в коллектив, особенно когда рядом нет мамы с папой.