– Кто такой?

Серёгин изогнулся так, что видел спину говорившего, и ответил, тоже стараясь казаться спокойным:

– Серёгин я, Сергей Серегин, фотограф.

– Откуда ты? – последовал вопрос.

– Из Енисейска.

– Ну, тогда тебе не повезло.

– Почему? – удивился Серёгин.

– Да потому что мы в Енисейск едем.

Рядом раздался глухой мужицкий гогот. Сергей тоже оценил шутку, насколько это можно было сделать со связанными руками, и продолжил:

– Да нет, туда мне и надо, живу я там, мужики, развяжите руки…

Но «спокойный» перебил его:

– Где живёшь там?

Серёгин, чувствуя, что разговор мало-помалу налаживается, в тон собеседнику:

– Да в центре, Ленина сто сорок…, – но договорить он не успел, лошадь под натянутыми вожжами встала, телега перестала трястись, скрипеть и, конечно же, тоже остановилась.

Оба мужика повернулись и уставились на него, – перестал жужжать даже гнус, – повисла такая тишина, что Серёгин слышал биение своего сердца.

– Где живёшь? – повторил вопрос тот, который хохотал, но сейчас в его голосе не было ни капли веселья.

Серёгин понял – что-то пошло не так, что-то он сказал лишнего, и, медленно анализируя слова, проговорил:

– В центре живу, у базара.

Мужики развязали, вернее, разрезали постромку между руками и ногами и посадили его на край телеги. Тут Сергей впервые увидел своих пленителей и уставился на них, пораженный колоритным типажом. Коренастые, ростом чуть ниже среднего, но ничуть не сутулые, с длинными граблеподобными ручищами. А мужики уставились на Серёгу, ожидая чего-то.

– Дом там двухэтажный, большой такой дом, – проговорил он, глядя то на одного, то на другого, ничего ни понимая.

– Ну? – спросили мужики, – ну и причём здесь Владимир Ильич?

– Какой Владимир Ильич? – чуть было не спросил Серёгин, но вдруг как-то поперхнулся, закашлялся, что давало ему дополнительные секунды для раздумий.

В голове его в это время ураганом неслись мысли – куда попал, что делать и, вообще, кто это такие, и причём здесь Ленин. «Наверное, секта какая-то, типа братья Ильича», – подумал Серёгин и проговорил:

– Владимир Ильич – вождь мирового пролетариата, – при этом глядя «спокойному» прямо в глаза. Он понял, что попал прямо в точку. Перевёл взгляд на «хохотавшего» и добавил:

– Все силы и знания – выполнению программы КПСС.

Но глаза мужика оставались серьёзными, лишь промелькнула там какая-то искорка, тревожная такая, и говорить, что верной дорогой идёте, товарищи, Серёгин не стал, итак много наговорил. Лишь добавил, день рождения у него двадцать второго апреля.

– Дак ты что, товарищ?

– Товарищ, товарищ, – закивал головой Серёгин.

– А зачем графом назывался?

Серёгин прокрутил в голове их знакомство и сообразил:

– Не-е, я – фотограф, товарищ фотограф. Я фотографии делаю.

Мужики переглянулись:

– Карточки что ль?

Серёгин кивнул. Мужики снова переглянулись и отошли от телеги шагов на двадцать. Серёгин их не слышал, но зато у него появилось время оглядеться вокруг и рассмотреть своих пленителей. Телега была большая, двуосная, в задней её части была навьючена какая-то поклажа, там же к корме, за узду, привязана ещё одна лошадёнка, с искусанной паутами мордой и жутко грустными глазами. Она словно понимала, что сейчас решается чья-то судьба. Серёга тоже это понимал и, ненавязчиво поглядывая на мужиков, потихоньку разбалтывал узел на запястьях. Точно сектанты, – из одежды на них не было ничего покупного: штаны, рубахи, – всё самошитое, обутки и те были какие-то самодельные. На одном из них была короткая овчинная безрукавка, на другом тоже безрукавка, но из серого шинельного сукна. Волосы да и бороды их были нестрижены, да и нечёсаны уже, наверно, лет сто. Его наблюдения были прерваны вопросом: