Мы вернулись в зал. Пашка уже собирался и незаметно для всех мне подмигнул.

– Ну что, поехали? Такси уже ждет.

Он снова пожал руки парням и заботливо встал сзади с моим плащом, помогая мне его надеть. Милка восхищенно наблюдала за его действиями.

– Вы, Павел, истинный джентльмен, – решила она сделать Антонову комплимент, и я чуть не прыснула. О да, Пашка как никто другой соответствует этому определению: так и вижу, как он по-джентльменски лежит на диване в своей студии, закинув ноги на журнальный столик, пялится в экран телевизора и хрустит чипсами из лежащей на животе миски.

– Предлагаю перейти на «ты», – он одарил Василькову своей очаровательной улыбкой, – и зовите меня Пашей. Павел – как-то чересчур официально. Даже для такого джентльмена, как я.

Мы направились к выходу, и, перед тем как толкнуть стеклянную дверь, я уловила в ее отражении знакомый взгляд. Даже так Феликс умудрялся смотреть не в глаза, а в душу. Он едва заметно улыбнулся и кивнул, а потом Кемаль его окликнул, и ниточка оборвалась. Я мотнула головой, смахивая наваждение, и вышла на улицу.

Капли дождя гулко барабанили по окну. Осень в этом году выдалась промозглая и слякотная. Я с наслаждением допила остатки капучино из картонного стакана и наконец удосужилась посмотреть на Пашку. Антонов не сводил с меня глаз и молчал, но его взгляд был красноречив донельзя.

– Мы можем и дальше делать вид, что ничего не произошло, но вот только тебя после того вечера будто подменили. Лана, версия 2.0.

– Ты насмотрелся фильмов про инопланетян.

– А ты – слезоточивых драм. Нет, подожди, – он округлил глаза в притворном ужасе, – неужели подсела на турецкие сериалы? Ты узнала, что мужчина, в которого ты уже несколько лет тайно влюблена, приходится тебе родным братом, потому что у вас общий отец, который оставил его в детстве и скрыл от всех этот факт? Выражение лица идеально подходит для такой ситуации. Ну, – он сделал вид, что прикидывает варианты в уме, – или примеченное ранее на распродаже платье купили и твоего размера больше не осталось.

– Ты не врал, когда говорил про чушь, которую не все понимают.

На самом деле мне было смешно. Пашкин юмор был, конечно, довольно специфичным, но в любое другое время я бы не удержалась и захохотала от всего абсурда, которой он только что наплел. Но сейчас говорить не хотелось. Точнее, говорить хотелось, но не об этом.

Почему нельзя как раньше – посмеяться над очередной офисной шуткой, обсудить кино или сериал, поспорить о том, кто круче: Шакира или Бейонсе, в конце концов? Я, кстати, за первую.

Нет же – Паше приспичило обсудить наш не совсем удачный ужин на минувших выходных. Прошло уже два дня, а я до сих пор чувствую вопросительные взгляды Антонова и даже, кажется, какой-то немой упрек.

– Все дело в этом Феликсе, не так ли? – спросил Пашка, и я почувствовала, как мои щеки стремительно покрываются румянцем.

Терпеть не могу это качество в себе. Обманщик из меня никакой: чуть что – предательски краснею. И не только в тех случаях, когда хочу соврать. Смутить меня – плевое дело. Милка всегда смеялась надо мной из-за этого. «Тебя, Брусникина, даже тонна пудры не спасет», – издевалась подруга, даже не подразумевая, как сильно я от этого страдаю.

– Допустим, – все же ответила я. А, была не была. Во мне вдруг проснулось дикое желание выговориться. Милка выпадала – а ну как своему Кемалю ненаглядному разболтает. Нет, я, конечно, Василькову люблю и доверяю ей, но у нее, когда влюбляется, крышу напрочь сносит. А Пашке можно, он свой, что ли. Родным стал за это короткое время, хоть и странно все между нами складывается, будто постоянно присутствует какая-то легкая недоговоренность. Что, однако, нисколько не мешает нам общаться и проводить время вместе.