– Воу, мистер Линкольн…


Но того уже и след простыл. Неужели пиво дало ему в голову? Перед Сэм оказался бокал прозрачного напитка, но она не заметила его, потому что наблюдала за тем, как стажер останавливает официанта, договаривается с ним о чем-то, а после поднимается на сцену и сам себя объявляет.


– Дорогие дамы и господа! Не буду щадить ваш слух, потому что душа требует песни! Предупреждаю заранее, певец я еще тот, но от всего сердца посвящаю эту песню нашим доблестным бойцам, служившим служащим, мертвым и живым, –голос юноши стал довольно-таки серьёзным, хотя до этого он уже слегка покачивался в свете софитов.


По условному сигналу Генри, музыка из динамиков полилась знакомая многим. Эту песню ведь в свое время слушали с интересом после небольшой переделки одной британской группы.


– Во даёт! – переговаривались за столиками коллеги и прочие стажёры. Мотив вызвал улыбки и аплодисменты. Клэр Адамс сунула пальцы в рот и засвистела. Все, как один, знали слова, стали подпевать, покачиваясь из стороны в сторону. Сэм улыбалась, наблюдая за Генри, подпирая голову рукой, но не удержалась, стала хлопать в такт.

– A vacation in a foreign land,
Uncle Sam does the best he can,
You’re in the army now,
Oh, oh, You’re in the army – now.

Голос Линкольна был слегка низковат для этой песни, но вместе с тем придавал всем знакомым словам некий шарм. Песня о солдатах, которых забрали далеко, о которых никто более и не вспоминает. Антивоенная, пропитанная иронией. И Генри явно пел так, что чувствовалось: нечто подобное он действительно пережил.


И не только он: к сцене понемногу подходили люди и от других столиков, подхватывали слова песни, создавая красивый хор.

– Oh, oh, You’re in the army – now!

Пьяной компании пришлась по душе эта песня. Кто-то вопил даже «теперь ты в отделе рекламы!», как будто можно сопоставить их работу с армейской службой.


Бурные овации завершили выступление. Все хлопали так, что ладони точно будет жечь.


– А он все ещё стажёр? А как долго? – встрепенулся Говард, терроризируя Лоуренса.


Все время Линкольн посматривал на Хилт, улыбаясь ей, но вернуться смог лишь через несколько минут после окончания песни, поскольку незнакомые поклонники утащили его к себе за столик и угостили стаканом виски, полным до самых краёв, который Линкольн притащил с собой, возвращаясь с улыбкой на лице. Пришлось отпить немного, чтобы не пролить.


– Славная песня, – мисс Хилт улыбнулась, поднимая, наконец, свой бокал, чтобы столкнуть его со стаканом виски,– и отличный улов!


– Благодарю! Хорошая публика здесь, грех было не спеть, – засмеялся Генри, отпивая из трофейного стакана, наслаждаясь жжением в глотке. Напиток чудесный, но похмелье себя ждать не заставит, с учётом количества вливаемого алкоголя. Хорошо, что завтра выходной!


– А вы служили, мистер Линкольн?


– А разве в моем досье этого нет? – честно удивился Линкольн, глядя в глаза начальнице, и невольно облизнул губы. Она чертовски хороша. Лёгкий румянец от выпитого алкоголя делал привычное строгое лицо мисс Хилт очень даже милым. И она ещё ведь говорит с ним, только с ним!


Саманта и правда подвыпившая сейчас, смешливая, румяная. Это совсем не та мисс Хилт, что сидит в кабинете и цокает своими каблучками, когда не сидит. Это уже просто Сэм.


– Я не читаю досье сотрудников, мистер Линкольн!– засмеялась Сэм,– я не подбираю персонал, это работа отдела кадров.


– Привычка из армейской жизни. Там даже капрал знал всю мою подноготную. Три года отдал морской пехоте. Уволен из рядов армии по собственному желанию. Так сказать, понял, что не лежит душа у меня к подобному, – произнёс с улыбкой Линкольн, но в глазах, слегка затянутых пеленой алкоголя, явно читалась грусть.