Происходило что-то странное. Саманта совершенно не владела ситуацией, и как бы ни старалась ею овладеть – не получалось. Линкольн извивался как уж на сковороде и не давался в руки. И все попытки прояснить ситуацию проваливались, ещё и больно жгли мисс Хилт, словно крапива. Что за несносный мальчишка?!

Генри, мы ведь с вами не ссорились, – когда официантка ушла, продолжила мисс Хилт, – обидных слов не было, но что-то вас задело в моих высказываниях, хотя я вроде была объективна. Вы и правда младше меня, правда, вы перспективный сотрудник и просто хороший человек, которому ни к чему тратить время на вечера с одинокой коллегой. Но вы бросили трубку, вы ведёте себя отстраненно, говорите со мной официально. Но если так не нравлюсь, зачем согласились работать со мной? Зачем влезли в переделку? Давайте проясним этот момент раз и навсегда?

Говорила мисс Хилт громче, чем следовало от волнения, за соседними столиками на них стали глазеть.

– С точностью до наоборот, мисс Хилт. Вы мне нравитесь. Как начальник, как человек. И ваш страх, вызванный возрастом… я даже не знаю, сколько вам лет? Двадцать семь? Тридцать? Тридцать два? Мне двадцать пять через 2 недели. Поверьте, мы с вами не так далеки, – взволнованно шептал Генри, показывая, что надо говорить тише, а то люди на них стали смотреть.

– Мне тридцать четыре! Почти. А вам, думала, двадцать три…

– Я думал, что субботний вечер явно показал, что мы можем спокойно общаться вне офиса легко и непринуждённо. И я не собирался переносить это в работу… а вы посчитали что? Что я маленький мальчик, который не сможет не похвастаться, что был у начальницы дома? Или что её на прогулку вывез? У меня гриф секретности по одной операции висит с двадцати лет. Ни один человек не знает, что было где-то там далеко и почему надо молчать.

Это даже смешно! Какое-то сплошное недопонимание. Потерев висок пальцами, мисс Хилт улыбнулась устало. Официантка принесла две бутылки прохладного светлого пива и поставила на стол, поспешно удаляясь.

Линкольн, который явно распалился и потому резко замолчал и уткнулся в блюдо, жадно налегая на острую лапшу, что заткнула ему язык на несколько минут, прежде чем он смог продолжить спокойно и с привычной улыбкой. Люди перестали таращиться на шумную пару и вернулись к своим разговорам и еде.

– Я хочу с вами работать и научиться большему, чем печатать на компе тупые слоганы о туалетной бумаге. И хочу убедить вас, что нет ничего плохого в общении с коллегой, если он сам к вам потянулся. Вот и все, – буркнул Генри и вздохнул, поскольку огненная лапша заставила его язык прилично так гореть. Принесенное пиво было как нельзя в тему, так что Генри прильнул к бутылке с удовольствием.

– Так, довольно!– она описала дугу глазами, выдыхая, и тоже взяла пиво, помолчав, что обе порции были для нее. Вдруг Линкольн на мотоцикле.

– Я отстраниться хочу, поскольку вас смущает то, что происходит даже больше, нежели бы то, что было бы, продолжи мы общаться. Мне это не нравится, я заставляю вас думать не о работе… – Генри не послушался мисс Хилт, потому что сейчас они не на работе.

– Хорошо. Давайте сделаем вид, что ничего не было. Да? Да! – она не кричала, не повышала голоса, но говорила вкрадчиво и чуть на нервах,– мы оба друг другу нравимся, но отстраняемся, потому что уважаем друг друга и работа превыше всего. Это правильно, это логично. За нас?– она стукнулась горлышком пивной бутылки о бутылку Линкольна, отпила,– и перейдем к работе!

Но видно, что мисс начальница, которая не ела, а только пила пиво натощак, говорить о работе не могла, она перенервничала.