– Послушай, какой смысл мусорить в доме?

Брат не обернулся и продолжал выбрасывать содержимое шкафов.

Филипп достал трубку из кармана брюк и разжег дрожащей рукой.

– Ты только напрасно тратишь время. Надо поговорить с Марком Хаузером. Он и есть настоящий ключ.

– Хаузером? – удивился Вернон. – Отец не общался с ним сорок лет.

– Он единственный человек, кто по-настоящему знал отца. Они вместе провели два года в Центральной Америке. Только он может понять, куда делся наш старик.

– Отец ненавидит Хаузера.

– Думаю, что с тех пор, как отец заболел, они примирились друг с другом. – Филипп щелчком открыл золотую зажигалку и, издав ртом булькающий звук, втянул пламя в чашечку трубки.

Вернон перешел в кабинет, и оттуда послышался стук открываемых и закрываемых шкафов и сбрасываемых с полок книг.

– Уверяю тебя, – продолжал Филипп, – Хаузер причастен к этому делу. Нодействовать надо безотлагательно. Я влез в долги, и у меня есть определенные обязательства.

Вернон вернулся из кабинета с кипой бумаг.

– Выходит, ты уже начал тратить наследство?

– А кто в прошлом году взял у отца двадцать кусков? – холодно поинтересовался Филипп.

– Я взял в долг. – Вернон принялся рыться в бумагах, раскрывал папки и разбрасывал содержимое по полу. Том увидел, как разлетелись их дневники из начальной школы. И удивился, что отец так долго их хранил – тем более что у него не было никаких оснований гордиться оценками сыновей.

– И отдал? – спросил Филипп.

– Отдам, – пообещал брат.

– Ну еще бы! – насмешливо хмыкнул Филипп. Вернон покраснел:

– А где те сорок тысяч, которые отец заплатил за твое образование? Ты их возвратил?

– Это был подарок. Он и за Тома заплатил, когда тот занимался в ветеринарном институте. Правда, Том? И тебе бы дал, если бы ты захотел учиться. Так ведь ты вместо учебы отправился в Индию и общался там с господином брамином. Наступило неловкое молчание.

– Пошел к черту! – наконец проговорил Вернон.

Том переводил взгляд с брата на брата. Так уже случалось сотни раз: он вставал между ними и старался их примирить. Иногда у него получалось, но чаще ничего не выходило.

– И ты иди туда же! – Филипп сунул трубку в рот, так что зубы щелкнули о мундштук. И круто повернулся.

– Постой! – крикнул ему вслед Вернон, но было слишком поздно. Когда на Филиппа накатывало, его никто не мог удержать. Вот и сейчас его точно ветром сдуло. Входная дверь гулко ухнула, задребезжала, и все стихло.

– Нашел время ссориться, – упрекнул брата Том.

– Да пошел он! – окрысился Вернон. – Сам виноват. Том уже не мог припомнить, кто из братьев начал задираться первым.

Вернувшись в кабинет, Хатч налил себе очередную чашку кофе, развалился на стуле и, поставив ее себе на живот, стал смотреть в окно. Фентон устроился с кофе на другом стуле и мрачно уставился в то же окно.

– Кончай ломать голову, – бросил ему лейтенант. – Такие вещи случаются.

– Никак не могу поверить, – покачал головой Фентон.

– Согласен: полный абсурд – какой-то тип решил похоронить себя вместе с полумиллиардом долларов. Не горюй. Настанет день, и в этом городе случится преступление, достойное первой полосы «Нью-Йорк тайме». И тогда твое имя прославится. А на этот раз не сложилось.

Сержант подносил к губам стакан, упиваясь кофе и своим разочарованием.

– Я знал с самого начала, – продолжал Хатч. – Еще до того, как посмотрел видео. Вроде как вычислил. Как только стало ясно, что это не афера со страховкой, у меня словно лампочка в голове зажглась. Сюжетец для отличного кинофильма. Скажи? Богатей забирает с собой в могилу весь свой хлам. – Фентон не ответил.

– Но ты только подумай, как старику удалось это проделать? Ему наверняка потребовалась помощь. Ведь барахла-то было навалом. Никому не под силу катать по свету несколько тонн произведений искусства да так, чтобы никто не заметил.